Соскэ трижды внимательно перечел рекламы, потратив на это чуть ли не десять минут. Но ни одна из них не возбудила в нем интереса. Зато он испытал немалое удовлетворение хотя бы потому, что у него нашлось время прочесть эти рекламы и даже запомнить – так спокойно было у него сейчас на душе. И в нем заговорила гордость от сознания этой вдруг возникшей непринужденности – в таком напряжении держала его жизнь от воскресенья до воскресенья.
Соскэ сошел с трамвая у Суругадай, и тотчас же его вниманием завладела витрина, где с большим вкусом были расставлены европейские книги. Соскэ постоял немного, рассматривая красные, голубые, полосатые и узорчатые переплеты с золотыми буквами, прочел названия, но даже любопытства ради ему не захотелось заглянуть хотя бы в одну из них. Страсть к книгам, некогда не дававшая Соскэ спокойно пройти мимо книжной лавки, давно остыла. Лишь ярко-красный переплет с названием «History of Gambling»[2] в самом центре витрины произвел на него некоторое впечатление какой-то новизной.
Соскэ, улыбаясь, перешел на другую сторону шумной улицы и решил подойти к часовому магазину. Отдав должное разнообразию оттенков и изяществу формы выставленных там во множестве золотых часов и золотых цепочек, Соскэ тем не менее не испытал ни малейшего желания что-нибудь приобрести. И все же он просмотрел каждый ярлычок с указанием цены, подвешенный на шелковой нитке, придирчивым взглядом окинул каждую вещь, к которой ярлычок был прикреплен, и поразился их дешевизне.
От магазина зонтов Соскэ перекочевал к европейской галантерее, и тут взгляд его задержался на галстуках, развешанных рядом с цилиндрами. У них был приятный рисунок, не то что на его галстуке, который он носил на работу. Он вознамерился было войти и узнать цену, но передумал, решив, что просто нелепо ни с того ни с сего менять галстук, и с неприятным чувством прошел мимо, даже не открыв кошелек. У магазина тканей Соскэ задержался несколько дольше. Здесь были названия, о которых он понятия не имел: полосатый креп, узорчатый атлас и еще какие-то, тоже дорогие ткани. У филиала киотоского торгового дома «Эрисин» Соскэ так близко подошел к витрине, что коснулся стекла полями шляпы, и, стоя там, долго разглядывал воротнички тонкой работы для женского кимоно. Некоторые были бы очень к лицу жене. Еще несколько лет назад он непременно сделал бы ей подарок, но сейчас пришлось подавить в себе это желание. Невесело усмехнувшись, Соскэ зашагал дальше, потеряв всякий интерес и к улице, и к витринам.
Неожиданно его внимание привлек большой журнальный киоск на углу. Под карнизом крыши висела написанная крупными иероглифами реклама книжных новинок. Одни объявления были вставлены в длинную, узкую, как лестница, раму, другие наклеены на разноцветную доску и издали очень походили на замысловатый узор. Соскэ внимательно просмотрел названия книг и имена писателей. За исключением некоторых, вроде бы встречавшихся в газетных объявлениях, все они были ему незнакомы. Позади киоска, прямо на земле сидел, скрестив ноги, человек лет тридцати в котелке. Он надувал воздушные шары, приговаривая: «Шар воздушный для детей игрушка!» Шары принимали форму «дарума»[3]. В определенный момент появлялись нарисованные точь-в-точь там, где полагается, глаза и рот. Соскэ пришел в восторг. К тому же надутый шар долго сохранял форму, лежа на ладони или насаженный на кончик пальца. Но стоило воткнуть в отверстие снизу, например, зубочистку, как шар мгновенно со свистом сжимался.