В ожидании нашего переселения в долину я вновь занялся изучением растений – это был способ не расставаться с Нурой, когда она отправлялась к себе на постоялый двор, потому что свой интерес я унаследовал от ее отца Тибора.

Я не искал ничего определенного. Мне не на ком было испытывать достоинства той или иной травы, луковицы или корневища. А потому я сосредоточился на посланиях Духов: что говорят Душа кедра, Нимфы соседних источников, Боги белого анемона с золотой сердцевиной или Демон метельчатого дрока? Я прибегал к медитации, которой меня обучил Тибор, – снимал напряжение мозга, чтобы он, переставая желать, потреблять и расходовать, на время терял всякую утилитарную связь со вселенной и позволял ее силам проникнуть в него.

Я стал приходить к дереву – гигантской сосне, разбросавшей себе подобных на почтительное расстояние и широко раскинувшейся над ними. Редкие ветви украшали подножие ее объемистого ствола, словно таким образом она стремилась стать неприступной. Затем ствол утончался и превращался в обильно снабженную ветвями стройную колонну, достигающую облаков на такой высоте, что я не различал ее вершины. Мощь этой сосны поражала меня. Даже оказавшись к ней спиной, я ощущал ее присутствие, она окликала меня, настаивала – и я разворачивался; тогда сосна требовала, чтобы я приблизился, приласкал ее, обнял, простерся у ее подножия. Опустившись на мягкое ложе подгнивающих игл, я бодрствовал, не находил себе места, коченел. Пусть мне хотелось уйти – ее власть предписывала мне остаться. Она держала меня в своих тенетах. И только раздиравший мои внутренности голод высвобождал меня из ее цепких объятий.

Я не осознавал влияния, которое она оказывала, покуда одно происшествие не просветило меня.

Когда я направлялся под ее сень, какая-то рыжая молния мелькнула у меня под ногами: на прогалине резвился возбужденный сияющим светом бельчонок. Заинтересовавшись, я последовал за ним – странно, но мне никогда прежде не случалось увидеть белку и не начать охоту на нее, как если бы древняя часть меня вновь вспоминала свои рефлексы. Ничуть не оробев перед величием сосны, зверек вспрыгнул на ствол, уцепился своими коготками и, помахивая пушистым хвостом, заскользил по коре, проворный, ловкий и верткий. Я тотчас же начал карабкаться за ним.

Увы, дерево отвергало меня. Мешала кора: она оказывалась то клейкой и вязкой, то шероховатой, занозистой и неровной, то рассыпа́лась под пальцами. Мне казалось, будто ветви специально отодвигаются, уходят у меня из-под ног, не даются в руки, так что я не могу до них дотянуться. Однако заметив белку, которая резво скакала надо мной, я продолжил подъем. Воспользовавшись довольно надежной развилкой в ветвях, я встал на цыпочки, опершись на какой-то внушительный шар, и слишком поздно понял свою ошибку: это было осиное гнездо! Оттуда вихрем вылетел рой – черный, яростный – и набросился на меня. Свободной рукой я отмахивался от крылатых насекомых, однако их полчище не отставало, жужжащие воительницы облепили мне лицо, грудь и ноги, некоторые вторглись даже в волосы. Они жалили, гудели, неотступно преследовали меня и непрестанно кусали, так что я едва не терял равновесия. Обезумев от боли и ужаса, я прилагал все силы, чтобы спуститься как можно скорее, я обдирал себе кожу, царапался, ранил пальцы и выворачивал лодыжки; наконец я спрыгнул на землю и упал, раскинув крестом руки. И в тот же момент оцепенел от пронзительного визга, а из голубого неба упала пунцовая стрела: возле меня о ковер сосновых иголок ударилась белка; она коротко застонала и с остекленевшим взглядом вытянулась.