– Отчего же нельзя? Можно. Если желать и уметь. А легионы Империи кого хочешь научат, как с богами воевать. Когда жрецов вырежут, священные рощи сожгут и храмы разрушат – какой ты после этого бог? Так и с Тангри было, да и с другими тоже. Без людей ни один бог ничего толком не сделает против мечей и магии. Вот и пленили Тангри, раненного заковали в цепи и прогнали пешим по всем селениям – какая уж тут вера останется? Что ж это за бог такой, который не то, что других – себя защитить не может. Отвернулись люди, и не стало бога. Остался только очень-очень старый человек… пусть и с рогами, хвостом и копытами. Который помнил ещё времена Тёмных, но не прожил и года в клетке, когда его позабыли. Не от старости, не от дурного обращения – просто потому, что перестал хотеть жить. Бесславная смерть – такая не в радость Эмрис. Бог ли ты, человек или ещё кто, а биться и жить нужно до последнего. Проиграть просто, сдаться ещё проще, а вот жить и попробовать что-то исправить может лишь сильный. Но пленить бога – достойное и великое деяние, которое следует помнить.

– А ты хорошо знаешь эту легенду, – заметил Вяземский.

– Зачем мне легенды? – пожала плечами Эрин и указала на изображённую на гобелене безликую массовку солдат. – Вот тут стояли воины, победившие бога – Марк, Евгений, Сервий, Кирилл… Их четверо от всей центурии осталось. Даже лишённого большинства сил, даже небольшого варварского бога всё равно победить непросто – особенно простому воину…

Девушка ткнула в ничем не примечательное место в массовке:

– А вот тут стояла я, – просто сказала апостол смерти. – Сама хотела с Тангри сразиться, да легион первее успел. И я вмешиваться не стала, и они меня не гнали – я же ведь всё-таки чёрная жрица богини Эмрис. Как меня такую хорошую можно прогонять-то? Но не изобразили, да – это ж в веках должно остаться победой армии Империи, без всяких там ведьм.

– Двести лет назад… – протянул Сергей, несколько иным взглядом глядя на задумчивую Эрин. – Двести лет назад…

Нельзя было сказать, будто он сразу и безоговорочно уверовал в тот момент, что перед ним стоит не просто девушка-фантазёрка, а вечно молодая воинственная жрица. Но Вяземский всё-таки заколебался.

– Ты сказала, что без храмов и веры людей боги бессильны… – чтобы немного отвлечься спросил старлей. – А что тогда с твоей госпожой – Эмрис? Кажется, у неё ведь тоже нет храмов и паствы…

– Вера – это обоюдоострый меч, – объяснила Эрин. – Людская вера даёт богам огромную силу, но иссякни она – и боги станут обычными… ну, пусть необычными смертными. Поэтому Эмрис, и мы, её апостолы, одновременно слабее других богов и аватаров, и в то же время сильнее всех остальных. Мы не зависим от веры людей в богов – наша сила растёт от страха перед смертью, а её боится хоть адепт Крольма, хоть жрец Единого. Каждый даёт её немного – обычный крестьянин малую каплю, такой воин как ты – и вовсе песчинку. Но с каждого по колечку – воину кольчуга.

– Но если ты так сильна, то почему вчера в конце боя пропускала удары? – задал каверзный вопрос Вяземский.

– А вот не надо путать величие с всемогуществом! – сурово произнесла жрица, картинно уперев руки в бока, хотя её глаза и поблёскивали весельем. – Я, между прочим, просто путешествовала, а не готовилась побивать драконов и сотни противников. Вот!

Эрин, к полному изумлению Сергея, показала ему язык, круто развернулась и, мурлыча себе под нос какую-то смутно знакомую мелодию, зашагала к залу, в котором должен был пройти следующий раунд переговоров.

Переговоры снова велись за трапезой, пусть и не такой обильной – видимо, это и впрямь было местной традицией. Впрочем, Вяземский подобному был даже рад – крайние дни он как настоящий разведчик спал мало, бегал много и жил впроголодь. Поэтому толика жареной рыбы, хлеба и тушёных овощей, имеющих несколько необычный вкус, была совершенно нелишней. Разве что никакого вина – даже разбавленного, только чистая вода за неимением иных альтернатив. Нужно сказать, что принцесса Сергея в этом поддерживала полностью, тоже не притрагиваясь к хмельному.