– Да, сэр, – ответил Уэйнрайт слегка удивленно, но как добросовестный чиновник, каким старался быть, не позволил себе даже выражением лица выразить отношение к происходящему, тем более сделать какое-то замечание или задать вопрос. Он повернулся к Томасу. – Здравствуйте, сэр. Если вы потрудитесь пройти со мной, я покажу вам различные типы сообщений, которые мы получаем, и объясню, что происходит с ними по мере их продвижения.

Питт снова поблагодарил Торна и последовал за Уэйнрайтом. Остаток дня он провел за тщательным исследованием, каким именно образом и из каких источников поступает информация, кто ее получает, где ее хранят, по каким каналам она движется и кто получает секретные сообщения. К половине третьего он в достаточной степени убедился, что специфические сведения, о которых поведал ему Мэтью Десмонд, могли в частностях быть известны некоторому числу людей, но в полном объеме проходили только через руки Гарстона Эйлмера, Йена Хэзеуэя, Питера Арунделла, еще одного человека по имени Роберт Листер и самого Торна.

Однако Питт ничего об этом не сказал Чэнселлору, когда вернулся в его кабинет в четверть пятого и нашел его свободным, как тот и обещал. Томас сказал только, что ему оказали всяческую помощь и теперь он в состоянии выявить главные направления розыска.

– И что же в итоге? – быстро спросил Чэнселлор, бросив на него острый умный взгляд; выражение его лица было серьезным. – Вы по-прежнему не сомневаетесь, что в нашей среде есть предатель, который поставляет информацию кайзеру?

– Так полагает Министерство иностранных дел, – ответил Питт, – но только так, по-видимому, и можно объяснить факты.

– Что чрезвычайно неприятно… – Министр глядел куда-то в пространство мимо Томаса, поджав губы и сдвинув брови. – Мне все равно, каков враг, если я могу встретиться с ним лицом к лицу, но быть преданным одним из своих – самое худшее, что может выпасть на долю человека. Больше всего я ненавижу предателей. – Он быстро взглянул на собеседника проницательными голубыми глазами. – Вы знаток классики, мистер Питт?

Вопрос был довольно странный, но Томас принял его как комплимент. Чэнселлор, очевидно, не подозревал о его происхождении. Таким образом он мог бы говорить с Микой Драммондом и даже с Фарнсуортом. Но по-настоящему этот комплимент заслужил покойный сэр Артур Десмонд. Это он позволил сыну своего егеря получить такие знания, что ошибка Лайнуса стала возможной.

– Нет, сэр. Я читал Шекспира и других наиболее выдающихся поэтов, но с греческими классиками не знаком.

– Я больше думал о Данте, – сказал Чэнселлор. – Он делит все грехи по степени тяжести в своей поэме о нисхождении в Ад и помещает предателей в самом нижнем круге из всех – гораздо ниже тех, кто повинен в убийстве, воровстве, похоти или еще каком-нибудь моральном или физическом преступлении. Он считает предательство тягчайшим грехом, на которое способно человечество, потому что это самое ужасное преступление против данных нам Богом даров – умения здраво мыслить и чувства совести. Он помещает предателей в бесконечное одиночество, заключая их в вечный лед. Ужасающее наказание, мистер Питт, как вы думаете? Но соответствует преступлению.

Томас почувствовал, как холодок пробежал по его спине, и ясно увидел в воображении нарисованную картину.

– Согласен, – ответил он. – Это, наверное, самое страшное преступление, когда обманывают доверие, но полагаю, что вечное одиночество во льду не столь ужасно, как естественное одиночество при жизни, которое всегда сопровождает таких людей. Это ад, который человек сам себе выбирает, если угодно.