– Лучше забудьте о том, что видели, преподобный, – вполголоса посоветовал сэр Герман озадаченному капеллану. – Просто. Забудьте.

– Это он? – спросил тот, почему-то зябко кутаясь в рясу, – вы только скажите мне, сэр командор, да или нет?

– Кто «он»? – уточнил глава ордена.

– Артур Северный, – выдохнул священник, – если это он, значит, Зло вернулось. Или пришло что-то иное, такое, с чем нам не справиться своими силами. Мадонна прислала своего Миротворца…

– Миротворец – это топор! – шепотом рявкнул командор.

– А вы на меня не орите! – так же шепотом огрызнулся капеллан, – я архивариус, мне лучше знать. Считаете нужным сохранить его возвращение в тайне – ваше дело. Я болтать не буду. Но шило в мешке все равно не спрятать. Особенно, такое шило.

– Я подумаю, – уже более мирно пообещал сэр Герман, – я подумаю, а вы пока забудьте.

– Как скажете, сэр командор, – капеллан поклонился и, неслышно ступая, убрел по коридору в Залы Легенд.

А ведь он прав, Артур вернулся неспроста.

Конечно, можно объяснить все просто: Фортуне что-то стукнуло в седую башку, вот он и вытащил из запасников свое самое серьезное оружие. Но объяснение это не объясняет странных неровностей в движении призраков, принимаемых здешними учеными за небесные светила. Светил, разумеется, никаких нет: и солнце, и планеты и даже звезды исчезли после Дня Гнева, тени их, однако же, остались. И они, порой, набегают друг на друга очень удачно и вовремя. Сто лет назад, когда Братьев нужно было спрятать от рыцарей Кодекса, а путь в Большой мир оказался отрезан, как по заказу открылась Теневая лакуна, потайной кармашек Единой Земли.

И закрылась.

Как по заказу.

То-то было весело, то-то хорошо…

Сэр Герман вернулся в келью, вытянулся на койке, поверх тонкого одеяла. Сон не шел. Какой уж тут сон?

«Феномен Братьев», век бы о нем не слышать. Иляс Фортуна, не задумываясь о причинах, ухватился за следствие и использовал Братьев там, где было не обойтись без чуда. Откуда они взялись, зачем, что делают среди людей на самом деле – это не имело значения.

– Это не беспокоит меня, – заявлял профессор, – это не должно беспокоить вас. Из каких источников текут наши реки? По каким законам происходит движение в здешней атмосфере? Откуда, в конце концов, появляются все эти клады? Разве вы знаете это? Нет. И, тем не менее, используете и воду, и ветер, и уж, конечно же, золото. Чудеса – есть область для науки непонятная, не поддающаяся объяснению, но кто сказал, что мы не должны получать от чудес хоть сколько-нибудь пользы?

Они много спорили об этом, о том, что профессор называл этикой утилизации чуда. Они спорили, а Братья творили свои чудеса, оплаченные кровью. Это потом, в песнях, окружили их сияющим ореолом героизма: все-то им было легко; со всем они справлялись, шутя; совершали невозможное, а потом отправлялись в любимый кабачок. Пили, любили женщин, убивали врагов.

Кто вспомнит сейчас, как, вкрапляя в матерщину редкие междометия, поминал Артур и магов, и орден, и всю Единую Землю, когда выяснялось, что за одной напастью уже пришла другая? И сил нет. И не поднять оружия. И все, что хочется, это спрятаться в какой-нибудь тихий уголок, свернуться там клубочком и умереть. Но глыбами ледяными валятся слова: «если не вы, то кто?»

И срывается черная брань с губ изящного красавчика Альберта. Альберта, который всю жизнь, сколько помнил себя, провел за книгами, и знать-то не должен подобных слов.

Со всем справлялись шутя.

Убивали и умирали, и в живых оставались чудом, хранили друг друга колдун и рыцарь, разум и сила, побратимы или все-таки братья, неведомо из каких далей явившиеся в Единую Землю.