– Баба! – У этого было гладко выбритое лицо, изрезанное глубокими морщинами, серокожее. – Баба тебя и так не признает, деревня… Они никого не признают… Если и вернемся – кто тебе сказал, что баба твоя жива и в уме будет? После этих, – он ткнул в сторону сержанта пальцем, – зверей.

И тут Артур узнал серого: это был Яшка, сосед с юга, земледелец. Когда дней пятнадцать назад он видел Яшку в последний раз, тот не переставая хохмил, шутил. Теперь его будто подменили.

– Яшка, – прошептал Артур. – Это ты?!

Сосед окинул его пустым взглядом. В цирюльне стало тихо. Артур ухватил серого за рукав и вытащил в коридор.

– Артур… Я-то думаю, рожа знакомая. Что, крови захотелось? Убивать нравится?

– Яшка, да что с тобой?! Меня загребли так же по мобилизации, а я раньше в Омеге служил, вот сержанта и дали…

– Дали…

Артур тряхнул Яшку за плечи, и тот вроде очнулся, зашептал горячечно:

– Слушай, ты Нику свою в деревне оставил? Оставил?! Ох, мужик… Это же звери, Артур, это не люди! Да я мутантам теперь в ноги поклонюсь, любого кетчера расцелую. Утром вчера пришел приказ по радио: всячески омеговцев привечать. Бабам, значит, под них ложиться. А тут эти едут… А мы их чуть не вилами! Чуть не погнали! Их же мало, пять грузовиков. И как на беду – пыль, рев, целая рота катит. На помощь или просто мимо ехали… Убивать не стали. Поколотили, мужиков собрали. И на глазах… – Тут Яшка заплакал.

Артур ждал, пока знакомый успокоится. В груди нехорошо кололо, дыхание сбилось, как после бега, он уже понимал, что ему дальше расскажет Яшка, и не ошибся:

– Жен, дочерей… Их же много, солдатни. У меня дочка… помнишь? Доченька… И ее… А ты Нику оставил… Эх, Артур, звери это, не люди!

– Молчи об этом. Понял? Никому ни слова. И своим скажи: молчать. Вести себя тихо. Ждать моей команды.

– Ты что ж, – Яшка перешел на еле слышный шепот, – как расквитаться знаешь?!

– Молчи, сказал. Всё. Мы вообще не знакомы. Топай бриться. – Артур втолкнул Яшку в комнату, крикнул охране: – Мне по личной надобности! Сейчас вернусь!

И выбежал прочь. Так быстро и хладнокровно он не действовал никогда в жизни.

В радиоузле не было никого, кроме одного связиста, к счастью младше по званию. Артур подошел к ефрейтору, напустив на себя важный вид:

– Освободи помещение, связь нужна.

– Не положено, – проблеял тот.

– Ты мне еще тут повозражай! Война идет, ефрейтор! Война во славу Омеги!

Глаза у парня стали стеклянными, и он рявкнул:

– Славься! – вскинув руку в традиционном приветствии. После чего уступил Артуру место за передатчиком, но из комнаты не ушел.

Артур выбрал частоту своей фермы и нажал вызов, мечтая только об одном: лишь бы Высь был на месте. Еле заметно дрожали руки, и пересохло во рту. Артур раз за разом повторял про себя кодовую фразу, но никто не отвечал, а ефрейтор, постепенно выходя из патриотического ража, ел сержанта глазами. Наконец в динамике щелкнуло и сквозь помехи пробился далекий, еле слышный голос Выся:

– Прием, прием, не слышно вас…

– Славься! – гаркнул Артур. – Лето выдалось непривычно жарким! Действуйте по плану, повторяю: действуйте по плану. Как поняли? Прием!

– Артур? Лето? Что, уже пора?

– Приказ генерала, – веско, специально для ефрейтора, сказал Артур и дал отбой.

Ефрейтор выпучился пустынным крабом.

– Запомни, – горло саднило, и Артур говорил хриплым шепотом, – ты ничего не слышал. Военная тайна. Совершенно секретно. Как понял?

– Так точно! – Неизвестно, что подействовало сильнее, – тон или угроза, но ефрейтор проникся.

Не тратя на него времени, Артур четким шагом вышел на улицу и направился к плацу. Ему необходим был Курганник.