Если для апологетов Московской Патриархии библейских свидетельств мало, пусть обратятся к эпохе иконоборчества, когда гонимые православные епископы, священники и монахи были вынуждены оставить свои церкви, монастыри и скитаться в пустыне. «По случаю нападения сарацин на Кипр во второй половине VII века тогдашний председатель острова Кипр епископ Иоанн в целях освобождения себя и своего народа от ига неверных и прикрытия под скипетром христианского государства, оставил Кипр и переселился в Гелеспонтскую область вместе с подведомственными ему епископами, клиром и народом, в область… подчиненную константинопольскому патриарху», ‒ пишет в первом томе Толкований правил Православной Церкви известный ученый епископ Никодим (СПб., 1911, с.524). Дерзнул ли строитель тайн Божиих поступить так по собственному капризу? Пято-шестый Вселенский собор изрек: «брат и сослужитель наш Иоанн… дабы освободиться от языческого рабства… переселился в Гелеспонтскую область ПРОМЫШЛЕНИЕМ ЧЕЛОВЕКОЛЮБИВОГО БОГА» (правило 39)! Решением Вселенского собора духовный вождь Кипра, не по своей воле оказавшийся в чужой стране, вспомоществуемый Промыслом, удерживал за собой все прерогативы и преимущества, связанные с его кафедрой.
Н.А. Бердяев вменял церковной эмиграции в вину ее деятельность за рубежом, дескать, сие развязывало руки палачам Церкви в России. Философ не прав: большевистская секира лежала при корне Церкви как программа для созидания безрелигиозного муравейника. Ирод умертвил тысячи младенцев, узнав о рождении Христа, Который вместе с родителями бежал в страну фараонов. Он же казнил стражей, проворонивших апостола Петра, который ускользнул из охраняемого ими острога. Ирод убил и Захарию между жертвенником и храмом в отместку за исчезновение мальчика Иоанна Предтечи с Елизаветой. Падает на Христа или на его пламенного ученика ответственность за преступления четвертовластника? Церковь говорит: нет (правило 13 св. Петра, архиепископа Александрийского).
Упреки, адресуемые православной эмиграции, Н.А. Бердяев мог бы с неменьшим успехом применить к себе; но кто поверит, будто выпускаемые им за кордоном философские труды – причина ареста и пребывания в концлагере таких мыслителей, как А. Лосев, о. Павел Флоренский? Не бросил ли Н.А. Бердяев читательскую паству на Родине? Не перестал ли он в результате насильственного выдворения из России быть любомудром? И разве это относится лишь к сочинителям метафизических опусов? Ни русская культура (вспомним хотя бы И. Бунина, В. Набокова), ни Русская Церковь в изгнании не только не утратили духовную связь с Родиной, но, очутившись в диаспоре, поскольку отшатнулись от антихристианского обличья социалистической революции, лишь за границей, на свободе могли продолжить традиции подлинно духовной жизни, накапливая среди тягот, унизительной нужды, отчужденности творческие силы для грядущего национально-культурного возрождения России, где была запущена религиозно-философская и научная мысль, а мастера культуры вкупе с рабочим классом маршировали в утопический рай. Что приключилось с теми православными, которые остались в атеистическом пекле? Одни ушли глубоко в катакомбы, другие приняли мученическую кончину, наотрез отказавшись сотрудничать с властью тьмы и казенной Церковью, третьи во главе с митрополитом Сергием, экс-обновленцем, вступили в сговор с режимом, укреплявшим престол сатаны. Печально знаменитая «декларация» митрополита Сергия была «пережитком старой психологии, совершенно негодной для нашей эпохи, психологии слабости и дурной, замкнутой в себе и своем, психологии, рассчитывающей на внешнюю помощь государственной власти»