- Никитос!

Узнав голос Збруева, он отстранился. И Аня наконец вздохнула с облегчением. Ровно до того момента, когда дверь в их кабинет с грохотом захлопнулась изнутри. Прислонившись к косяку… обескураженная, растерянная и бледная, как полотно, стояла Машка. Она тяжело дышала, прижимая ладонь к своей груди, и скользила по присутствующим лихорадочным взглядом. Отыскав Аню, нервно улыбнулась, и двинулась к ней шаткой неуверенной поступью, самозабвенно приговаривая:

- Вот ты где. Сестренка моя… любимая.

С тревогой вглядываясь в ее лицо, Аня глухо пробормотала:

- Что случилось?

Ответа не последовало. Подойдя в плотную, Машка примостилась рядом с ней. Даже на Клюева должным образом не среагировала. Не заметила даже. Зато в нее вцепилась мертвой хваткой, жалобно умоляя о взаимности:

- Обними меня. Пожалуйста. Обними покрепче.

Выполнив ее просьбу, Аня прокаркала чужим голосом:

- Не пугай меня! Скажи, что стряслось?

- Ничего.

- Это неправда! Ты что-то натворила?

- Нет. Наверное. Я… я не знаю.

- Мария! – разгневанно, строго. – Я же чувствую - что-то не так!

Она медленно отстранилась. Ласково прильнула к ее плечу.

- Я тоже частенько тебя чувствую, хоть ты и не веришь мне, - прикоснулась к золотому кулону, висящему на шее - половинка сердца на массивной цепочке. Вторая половина этого сердца принадлежала Ане.

Это был подарок мамы на их шестнадцатилетие. Последний ее подарок.

И они так сильно дорожили им, что никогда его не снимали.

Будто прочитав ее мысли, Маша тихо прошептала:

- Помнишь, как мама говорила? У нас с тобой два тела, но одно сердце!

Конечно, Аня помнила. И сама искренне верила в это. Но вида не подавала.

- Не заговаривай мне зубы, - беззлобно усмехнулась она, поглаживая ее по волосам. – Рассказывай! В чем дело?

Сестра отрицательно покачала головой:

- Возможно, в другой раз. А сейчас…

Она замолчала, заметив охапку цветов на столе. И Клюева в непосредственной близости. Неверно сопоставив факты, Машка выдохнула:

- А, Никитос! Решил действовать по классике, да? Цветочки, конечно, миленькие. Но… ты даже не представляешь, какие букеты дарили моей сестре. И в каком количестве. С ней такое не прокатит, дружок, ведь…

- Маша! – предостерегающе шикнула Аня, прерывая ту на полуслове.

- Упс, - мгновенно встрепенулась она, улыбаясь Клюеву. – Не позорься, в общем. И оставь ее в покое. Настоятельно советую!

- Или что? – скривился Никита. – Что ты мне…

На сей раз замолчал и он. А все потому, что дверь в аудиторию резко распахнулась. И дружный хор голосов буквально оглушил Аню:

- Здравствуйте, Ярослав Маркович!

На пороге мрачным изваянием застыл ректор. И впервые… впервые на ее памяти он ни с кем не поздоровался в ответ. Вместо этого, окинув присутствующих тяжелым ястребиным взглядом, направился… прямиком к ним. Холодея от странных предчувствий, Аня покосилась на Машку.

Та, потупив взор, напряженно застыла. От волнения что есть мочи стискивала ее руку, и жевала собственные губы. Явно натворила что-то, но боялась признаться в этом. Вот тольrо… что?

Бондарев тем временем подобрался к ним вплотную. Потеснив Клюева, обеими руками оперся о крышку стола, прогнувшуюся под его весом. Гневно прищурившись, он тоже уставился на Машку. А вскоре в звенящей тишине, раздался его властный голос:

- Ко мне в кабинет, Мария! Немедленно!

27. Глава 27. Вадим

«Твою мать… ТВОЮ МАТЬ! Какого хрена я творю?!»

Ответа не было. Оправданий и уверенности в собственной адекватности – тоже. Вадим готов был башкой об стену биться, лишь бы понять… как? Как он оказался в подобной ситуации? Где были его мозги? И что на него нашло?