Жена не уходит, замирает, словно изваяние, наблюдая за происходящим. Во взгляде несчастного скользит тень роковой догадки, он смотрит на нее так, будто видит впервые, силится что-то сказать, но заходится жестоким кашлем.
Яд действует медленно. Проходит более получаса, и шумное дыхание нелюбимого мужа становится прерывистым, мраморная кожа лица покрывается испариной. Это еще не конец, агония продолжается почти сорок минут, и все это время убийца не отрывает глаз от бедняги, в ее взгляде ничего, кроме горячего нетерпения, ожидания конца.
Нет, не могу видеть это! Пытаюсь отвернуться, но, как обычно, какая-то внутренняя сила не позволяет сделать это, заставляет смотреть. Вот она, настоящая пытка. Невыносимо! В который раз моя душа корчится в кипящем вареве адской муки. Чувствую себя так, словно я сам на месте несчастного, нет, десятикратно хуже.
Желтые ногти царапают простыню, тихий скрип зубов и – последний вздох умирающего. Все, отмучился, болезный. Его зрачки стремительно расширяются, глаза стекленеют. Через минуту слышу женский вздох невыразимого облегчения, еще один, еще, и вдруг – протяжный томный стон, который невозможно спутать ни с чем другим. Боже! Эта тварь бьется в горячем буйстве телесного экстаза. Пакость!
«Что ж, с..ка, наслаждайся последним оргазмом, пока можешь. Твое время на исходе».
Словно услышав мои мысли, появляется он – высокий костистый старец, облаченный в потрепанную серую хламиду, существо вне времени, вне смерти. Каратель – так я зову его про себя. Он бесплотен, незрим для окружающих, но преступник, в сознании которого я нахожусь, видит его. Не знаю, как это объяснить, но так происходит всегда.
Вот он, момент искупления.
Расширившимися глазами отравительница смотрит на гостя, не в силах оторвать взгляда от его нечеловеческого равнодушного лика. Ее правая рука тянется ко лбу, пытаясь совершить крестное знамение, но тут же повисает, будто парализованная.
Экзекутор протягивает сухую сморщенную кисть к грешнице, его уста отворяются, открывая идеально ровные белые зубы, и извергают СЛОВО, которое уже давно впечаталось в мою память. Мгновение, и мертвое тело женщины обмякшей тряпкой падает на пол, а ее темная душа, испуская ментальный вой ужаса, устремляется в неизвестность.
Каждому по делам его4.
Финита!
2.
Жизнь никогда не баловала меня. Я ни разу не видел своих родителей, не знал их ласк, сердечного тепла. С младенчества – детский дом, где нормой были наказания, побои, полуголодное существование. Четырежды я пытался сбежать оттуда, дважды это получалось, но меня неизбежно ловили и потом… лучше не вспоминать.
Достигнув совершеннолетия, я покинул эту фабрику страданий, получил комнату в общежитии, устроился разнорабочим… Казалось – вот она, свобода, но эйфория быстро прошла. Бывший детдомовец оказался на самом дне, где пьянь, агрессия, нищета… и самое ужасное – я понимал, что мне не продраться наверх, так будет всегда.
Все, предел? Ха! Как я ошибался.
Злая ирония жизни. Иногда кажется: край, ниже некуда, хуже быть не может, и вдруг под тобой разверзается такая преисподняя, что понимаешь – вот он, настоящий ужас.
Так и случилось. В утро двадцать второго дня рождения, которое я, как обычно, встречал в одиночестве, это произошло впервые. После тогда еще непривычного звона в черепе, мое сознание вдруг переместилось в мозг «черного» риелтора, заморившего одинокую старушку голодной смертью ради ее жилплощади. Когда появился Каратель, забравший жизнь душегуба, меня так скрутило от паники, что наверняка напрудил бы в штаны, будь я в своем теле.