Чалми вышел из зала, следом вышел и охранник. Шейла подошла к Киму, присела на корточки. И странное дело, в глазах ее стояли слезы.

– Прости меня, Ким, – очень тихо сказала она. – Я не могла поступить иначе. Я думала, ты всё поймешь и не придешь сюда… – Шейла встала и быстро вышла из комнаты.

Впрочем, в зал тут же зашли несколько человек в форме Департамента. Кима подняли на ноги и поволокли к выходу, снаружи у входа уже стоял полицейский глайдер. Ким знал, куда его повезут. И ничего не имел против этого.

* * *

Больше всего Ким боялся пыток. Ему было стыдно за свой страх, но ничего поделать с этим он не мог. И когда глайдер приземлился на посадочную площадку главного корпуса Департамента Наказаний, Ким испытал невольное облегчение. Значит, его не отдадут дознавателям. Что касается смерти, то ее Ким не боялся. Он даже хотел, чтобы все побыстрее закончилось.

Его поместили в одну из камер, это тоже было понятно – на то, чтобы вынести приговор, требуется время. День, от силы два.

Это было странное время. Лежа на жесткой полке, Ким смотрел в потолок и думал о том, что с ним произошло. Он никого не винил в своих бедах, даже Шейлу. Да, она предала его. И то, что он считал с ее стороны привязанностью – Ким избегал употреблять слово «любовь» – оказалось всего-навсего искусно разыгранным представлением. Наверное, он и в самом деле был нужен Чалми, если тот приставил к нему для слежки Шейлу.

Глупо всё получилось, – думал Ким, наслаждаясь тишиной и покоем тюремной камеры. Зря он сюда приехал, надо было остаться на Леандре. Благо, хоть листок с адресом уничтожил, никто не пострадает от его глупости. Ну, а он…

А с ним всё. За ним могут прийти сегодня, могут завтра. Суть в том, что они все равно придут. Жаль, что ему так и не удалось сделать всего, что он хотел. Он ошибся, и началось все с того, что он поступил на службу в Департамент. С этого момента его жизнь пошла наперекосяк. Сам виноват, поддался на уговоры дяди. Нельзя никому позволять за себя принимать решения. Впрочем, к нему все эти прозрения уже не имеют никакого отношения.

Кормили Кима неплохо, но удивляло его другое – то, что он не вздрагивал при звуках открываемого замка. Ведь каждое из таких посещений могло оказаться для него последним.

Он провел в тюремной камере целых пять дней, слишком долго для Департамента. Впрочем, и этому было объяснение – он же не простой террорист, а бывший офицер. Возможно, для его казни потребовалось больше согласований. О том, что смертный приговор могут заменить на что-то другое, Ким даже не думал, уж слишком это было нереально. Да, формально всё решает суд, но судья знает, какого приговора от него ждут, и не захочет ссориться с Чалми. Всё уже давно решено…

Было утро, когда за дверью снова раздались шаги. Ким не спал, и когда шаги стихли у двери, понял – это за ним. Клацнул замок, дверь отворилась, в камеру вошли три конвоира и государственный обвинитель, сухонький человек в старомодных очках и с папкой в руках.

– Встаньте, – холодно сказал обвинитель, вытягивая из папки лист бумаги. Ким подумал, вставать или нет, но все-таки встал. Всё равно его поднимут и доводить дело до мордобоя совершенно необязательно. Не стоит затягивать время – чем быстрее всё это кончится, тем лучше.

– Ким Ремезов, двадцати двух лет, лейтенант Департамента Наказаний, – начал зачитывать приговор обвинитель, – за совершенные преступления, согласно статьям двенадцатой, сто сорок второй и сто шестьдесят четвертой, приговаривается к исключительной мере наказания – расстрелу. Постановление суда за номером восемьсот двадцать девять от шестнадцатого шестого пятьдесят третьего… – Обвинитель снова вложил листок в папку, давая этим понять, что необходимые формальности исполнены.