– Что написать тебе в направлении? – спросил меня Климов. – Придумал уже?

– Напиши, что у меня насморк и голова болит с левой стороны. – Я прикрыл ладонью левый глаз. – Гайморит.

– Гайморит?

– Да. Чему ты удивляешься? Лучше пусть у меня будет гайморит, чем у вас из-за меня – геморрой. Мне главное, отсюда уехать, а там сам на рентген попрошусь, что-нибудь придумаю…


Я сидел-посиживал на лавочке в ожидании утренней лошади – «буханки» из госпиталя, как вдруг нарисовался Бочков – проходил мимо. Лицо мое оставалось чистым, все синяки, ушибы, ссадины под гимнастеркой, да несколько шишек на голове под пилоткой – не видны. Заклятый друг заподозрил во мне симулянта.

– Косишь? – Он подмигнул. Я покачал головой:

– Косить не пробовал. Копать – другое дело. Могу поделиться азами: не давай, чтобы копали под тебя, и сам не рой яму другому.

Бочков проницательно усмехнулся:

– В госпиталь решил свалить?

– Знаешь, Бочков, если бы я хотел косить, свалить, – вообще в армию не пошел бы. Имел такую возможность. Ты бы на моем месте так и поступил…

Бочков не поверил и ушел, а я от нечего делать ударился в воспоминания: как явился домой, держа в одной руке пахнущий свежей типографской краской диплом о высшем образовании, в другой – бутылку шампанского. Отец, сидевший в гостиной с очередным номером «Рабочего», кивнул: «Угу», – мол, увидел, что я принес, и продолжил гнуть свое:

– Ты по-прежнему уверен, что хочешь служить в армии?

– Больше хочу посмотреть, как другие служат.

– В гостях у дяди Васи не насмотрелся еще?

– Хочется изнутри поглядеть…

Куда мы только с отцом не летали на рыбалку к дяде Васе, пока тот служил сначала на Дальнем Востоке, потом – в Сибири и так далее, потихоньку приближаясь к столице, с благословения некоторых людей, которым еще помимо родственников дядя Вася организовывал отдых на природе. В итоге я понял, что в жизни важно не просто грамотно делать дело, как, например, старший лейтенант Волосов, но еще найти своего конька, на которого суметь вовремя сесть… И наслушался я в свое время, как солдатских баек у костерка в стороне от начальства, так и разговоров самого «начальства». Отец в то время был военным корреспондентом, а дядька, как и теперь, служил в военной прокуратуре. Им было о чем поговорить.

– Шампанское – это хорошо. Не скоро ты его еще попробуешь, – сказал упрямцу папа, отмечая его диплом. И оказался прав, ни разу не налили. Хотя известие о том, что нас после трех суток пути приняла учебка связи, сразу же вызвало желание самим принять по этому случаю. Единственным человеком за все время, который хотел угостить, оказался сержант Шляхов. Сожаления о том, что отказался, не будет никогда, наоборот – впору богу свечку поставить, спрятав подальше комсомольский билет!


Следом за Бочковым возле больнички объявился Алимбаев. Он высоко поднял брови при виде меня, отдыхающего на скамейке. «А ты что здесь делаешь?» – говорил его взгляд. Вслух он, однако, не сказал ничего, только хмыкнул и ушел.

Через некоторое время я заметил рыжего Поваренка. Кстати, он был обут в берцы. Может, это его я пытался поймать за ногу, а вовсе не Али Бабу? Хорошо бы взгреть их обоих, чтобы не ошибиться!

Стало понятно одно: отъезд мне запросто могут сорвать. Я увидел, как Али Баба и Поваренок разговаривают с Климовым. Разумеется, Климов сделает то, что велит мафия. А я мыслями был уже в госпитале! Нет, так легко расставаться со своими планами не хотелось. Пришлось срочно прятаться в кусты. Успокаивал себя тем, что есть люди, которые чуть что, сразу в кусты, я же – лишь в крайнем случае… Стал ждать «буханку». Если она не приедет сегодня, – думал я, – план по переселению в медучреждение можно будет считать сорванным и готовиться к бою. Второго шанса мне просто так не дадут. Почувствовал волнение: придет «буханка» или нет? Поймал себя на том, что грызу ноготь. Вот еще!