Быстрым движением скидываю халат. Под ним спортивная майка, руки видны почти полностью. Миша тут же принимается выискивать привычные ему образы, а я, не привлекая к себе лишнего внимания, берусь за его коленку.

Отек явный, но не обширный, с четко очерченными границами. Ну да. У малышей чаще всего так. Очень похоже на обычный ушиб колена. Аккуратно проверяю однородность. Оп!

– Ай!

Шишка! Ему больно. Зараза…

– Прости, – убираю руки от коленки малыша, виновато смотрю ему в глаза. – Но чтобы вылечить твою ножку, мне придется ее трогать.

Он шумно сопит и смотрит на меня обиженно.

– Давай как мужчина с мужчиной, – чуть придвигаюсь к нему, понижаю голос до заговорщического шепота. – Приятного будет мало, – я карикатурно морщу нос, а мальчишка мне отвечает вдруг совершенно такой же гримасой.

Так смешно! Только смеяться мне сейчас нельзя. Склоняюсь еще чуть ближе к нему, аккуратно касаюсь коленки.

– Но я обещаю тебе вот эту гадость убрать, – смотрю ему прямо в глаза. – Я обещаю! – а когда на детском личике появляется оживление, добавляю самое противное. – Но тебе надо будет мне помочь! Готов?

И мальчишка кивает. Ну конечно! Ты же классный мальчишка. На секунду даже забываю, что он – Свиридов. Для меня это просто еще один совершенно классный мальчишка. Чья жизнь в моих руках.

Катя

В груди все обрывается, ладони потеют. Как же так вышло? Почему из всех врачей Москвы нам попался именно этот?

Я не смогу с ним, просто не смогу! Врачу надо верить. Доверять. Я должна доверить этому человеку самое дорогое. Человеку, который может просто взять и променять любимую на деньги. Любимую? Любил ли он меня когда-нибудь? Наверное, нет! Еще одно доказательство, что ему верить нельзя!

Нет! Я сегодня же пойду к главному. Нам нужен другой врач. Выдумаю что-то. А не поверит – напрямую расскажу! Моему сыну… Сыну…

Ой, как он с Мишкой-то говорит! Выдыхаю и забываю, как вдохнуть… А ноги становятся ватными. Сидит рядом с ним на корточках, в глаза ему смотрит.

Сынок мой сегодня столько натерпелся. Нет, он у меня стойкий товарищ. Он почти не плачет. Костя ненавидит, когда он плачет. Но тут… Ему дважды кололи пальчик – кровь никак не хотела идти. Он же не пил и не ел ничего. А когда дошли до забора крови из вены…

Стоп! Что происходит? Марк… Александрович… Он скидывает халат и садится перед Мишкой на стул. Очень близко. Ай, какие же у него плечи!

У Кости совсем не такое тело. Он… Он тощий, сутулый. Если честно, когда уехал Марк, я думала, что больше никогда не буду с мужчиной. Мне все были противны. А Костя… Костя не настаивал.

И даже когда мне запретили половую жизнь в беременность, он уверял меня, что потерпит. Подождет. Что не это для него главное. А потом были тяжелые роды и восстановление после них. Потом я поняла, что меня раздражает, а не возбуждает вид моего мужа.

В общем, я решила, что у меня, наверное, гормональный фон изменился и я теперь того… асексуальная. Я серьезно так думала. До этой минуты.

Но вот сейчас я стою и, задержав дыхание, смотрю, как мой сын несмело трогает рисунки на руках своего отца. И понимаю, что готова многое отдать, чтобы вот так же касаться его предплечья, чтобы вести кончиком пальца по вот этой линии, ведущей на плечо, уходящей на шею…

Ах! Марк! Что же ты наделал, Марк? Как же теперь жить?

И тут он что-то шепчет Мишке и морщится. А тот гримасничает в ответ. И у меня все замирает внутри. Боже! Как же вы похожи!

Как же хорошо, Захарский, что ты не видишь сейчас вас со стороны. Хорошо? И тут я впервые думаю… А что было бы, если бы Костя мне не рассказал?

8 глава

Марк

– Так, – поднимаюсь со стула, поворачиваюсь к Катерине.