Правда, у меня есть один хороший друг – свекровь моя. Акушер-гинеколог. Очень правильные черты лица, без косметики не выйдет за хлебом. Королева. Однажды среди знакомых – кажется, это были поминки по какой-то общей подруге – моя мама с обидой сказала свекрови, что она будто бы такая чистоплюйка, полностью больная на чистоте. А я подумала загладить, просто как-то за мать неудобно, вечно она бренчит то, что думает, и я сказала (Тараканова, её фамилия Тараканова, как княжна): «Ваш Павлик, по счастью, он и мой муж, когда приходит на бровях под большим-большим шафэ, он, прежде чем упасть на кровать, сначала идёт на балкон, снимает чистые труселя, потом в ванную, вымывшись, надевает их, и уже потом падает на кровать. Вот это воспитание!»

А сама я – нет, если так случается – попасть в подобное состояние алкоголической свободы, да что свободы – последней и, может быть, единственной победы над идиотизмом, прихожу и просто падаю. Я рушусь, опадаю, лечу в пропасть своей постели, в которой обитают только невидимые гномы, пока над ушами свистит грубая реальность, обрывки фраз из офисного дубизма, простые глупости и необычные бессмысленные дела, которыми наполнен день напролёт, тотальная разбитость и такое въевшееся за годы ощущение безвозвратно потерянного времени. И на изящную чистоту мне абсолютно наплевать, всё потому, что на службе меня окружают самоутвержденцы, готовые на всё ради возвыситься над другими на миллиметр. Вот не далее чем сегодня получаю письмо: «Я попрошу спросить у Василия С., когда откроется «Альфа», чтобы мы могли подумать, как ответить коллегам на Украину, чтобы те вышли «на ковёр» к нашему начальству, и мы смогли бы обосновать значительное уменьшение прогнозов продаж по компании». – «А вы сами не могли бы подумать, как спросить Василия, блядь, напрямую? Я – не курьер ваших сраных мыслей». – «Нет, не могли, вы ниже нас по лестнице и принадлежите к субподрядной организации, которая здесь для этих целей и нужна, и не за чем более, кроме как унижать вас ради поиметь побольше денег – нам, достойным лучшей доли людям, а вы просто тупые подрядчики». Услуга, как они изволят это определять, без постоянного места службы. Подумать только, чему вы радуетесь?! Тому, что крошку сэкономили? А зачем экономили? Не для того ли, чтоб господину начальнику понравиться? Я ненавижу всех начальников – они темны. И дружат по принципу: кто принял правила, а кто – нет, ничего святого. А главный там – гендиректор он, что ли… пафосный стеклянный кабинет, ноги – на стол. Люди между собой шепчутся: «Как это так?! Ведь работать неудобно». А он трубку ухом зажимает и включает футбол, а может, сидит, размазывает ряды цветных шариков (это я не берусь утверждать), и так по целому дню. Вот верите – нет, ложусь спать, у меня так и стоят перед глазами два его ботинка, плоские подошвы чёрных его проклятых ног, которыми он прикрывается от остальных. Неужто болят от ничегонеделания?

Я пришла к нему как-то за подписью, с большим тендером, не с крупным, а просто нереальным стратегическим, миллионов на пятьдесят. Мне тогда пришлось собрать комплект бумаг, почему-то никого из коллег больше не было, собрать и отправить – ничего сложного. Вхожу в его генеральский кабинет, не хватает только фанфар, извините-простите, кланяюсь в ноги, хоть и не уважаю, тут одна ваша подпись, это такая закорючка – делается рукой, тупо подержите своё золотое перо над этой тленной бумажкой и, слегка напрягая, что-нибудь так небрежно покрутите-повозите, чтобы след остался, какой угодно, нечитаемый, все будут думать – у парня бойцовский характер. А он зыркнул как зверь, в воздухе негодование, ведь я же вломилась без его худосочной секретарши, влезла. А надо было бы записаться на приём, но у вас, ребятки, тут плохо с планированием, никто вообще не соблюдает правил, поэтому всё делается слишком поздно, впопыхах, добегая за последним вагоном, возможно, уже отцепленного от локомотива поезда. Вопрос, на который вам не стоит и отвечать, – можно ли угнаться за тем, что ты не смог отмотать время, для того чтобы всё успевать, работая медленно? Никогда. Для этого нужно снова отмотать время, а у вас его нет.