Брюнхильда и Локи переглянулись. Взгляд одинаковых тёмных глаз означал одно – согласие. Оба протянули руки своему конунгу. И пока Олав поднимал их, Феникс обернулся ко мне:

– Ну что, красиво сыграл? – ухмыльнулся он.

– Так и быть, признаю, – усмехнулась я в ответ. – Хоть в чём-то тебе можно доверять.

– Моя честь оскорблена, – согнулся он от притворной боли. – Что же я могу сделать, чтобы вернуть ваше доверие?

– Не быть дураком. И, так и быть, мы подружимся снова. – Сказав это, я примирительно протянула руку.

Но вместо того, чтобы пожать её, Феникс… поднёс её к своему лицу и подмигнул.

У меня не было слов. Не было сил. Только одно – жар в голове и взгляд, поплывший ровно в тот миг, когда Феникс почти осмелился меня поцеловать.

– А ну, руки прочь! – кинулась к нам Гили, оттаскивая меня в сторону. – Мира тебе не… не кто-то там, кого ты можешь целовать!

– Просто шутка… – начал было Феникс. Но его тут же оттащил Захария:

– Доиграешься с такими шутками! Я тебе надаю!

Захария и впрямь начал давать ему тумаки, на что Феникс забавно заплясал, уворачиваясь. Гили продолжала возмущаться, а я никого не слышала. В голове стоял звон. Звон свадебных колоколов. Дура, Мира, ну и дура!

– Ладно, я тебя прощаю, – гордо вскинула голову я. – На этот раз.

Захария на этом остановился, а Феникс лишь улыбнулся.

Вдруг послышался смех. Мы обернулись: это был Олав. За ним удивлённо переглянулись Брюнхильда и Локи.

– Ну вы и смешные… Богиня, как же это приятно – смеяться!

И я засмеялась вместе с ним. Уже не зная от чего: от глупости происходящего или от искреннего счастья за Олава, который наконец-то больше не испытывал боли от радости.

И все засмеялись следом, возможно, осознавая точно то же, что и я.

Могучие горы и их девственно-чистый снег сменились сперва на зелёные душистые луга, а потом – на бескрайние поля, едва припорошенные снегом. Наконец-то на Ледяном Севере наступила настоящая весна: уходя, юный конунг Олав договорился с нимфами о дружбе, и сейчас её залогом стало первое по-настоящему тёплое лето для всего ледяного народа. А в этот месяц Олав отправится на объединение своих земель, а нимфы вернутся, когда придёт их время.

Мы же, сердечно с ним попрощавшись и взяв с него обещание помочь в час нужды, отправились за горизонт – к Пламенной границе, как её называют здешние жители. Приблизившись к ней, мы наконец поняли, о чём говорили северяне.

Приближаясь всё ближе и ближе, мы видели: нимфы, остервенелые, поглощённые битвой, что длится веками, сталкивались бурями: снежной и песочной, степной. Две стихии – холодная и горячая бури – столкнулись в невиданном водовороте. И мало того, что я не думала увидеть подобное – я даже не представляла, что такое вообще существует.

В конце концов мы наконец спустились и подобрались ближе. Снежинки – неожиданные в это время года – царапали щёки, и приходилось укрываться рукавами шубы.

– Мара упаси… Как здесь пройти вообще?! – возмущалась Гили, скача на окоченевших копытцах.

– Олав сказал, что послал дружелюбных нимф, чтобы передать о нас весть, – напомнил Феникс. – Так что нас должны защитить.

– Ага, нам бы, конечно, узнать, прибыли ли они вообще, – мрачно произнёс Захария. – Олав молодец, но кто знает, не обманули ли его союзницы.

– Другого выбора у нас всё равно нет, – пожал плечами Феникс. – Так что будем надеяться, что нимфы окажутся достаточно добропорядочными.

– Или не захотят нас трогать, пока заняты боем, – также верно предположил Захария.

И мы двинулись вперёд. Окунулись в буду, как в холодную воду, провалившись под лёд. Только река отнюдь не стоит, а движется вольными течениями.