– Я знаю, – согласился я, – он всегда был осторожным.
Мы немного помолчали.
– Я до сих пор не могу в это поверить, – еще раз повторил Котик.
Мы выпили, и я еще раз пустил бутылку по кругу.
– К нему все очень хорошо относились, – сказал Иваныч.
Опять воцарилось молчание.
– Он рассказывал о вас много хорошего, Григорий… ээ-э… – обратился ко мне Котик.
– Просто Жорик.
– Да, он всегда восхищался твоими успехами.
Олег всегда говорил такое людям обо мне, а может быть, он и на самом деле так думал.
– Идиотизм какой-то! – продолжал Иваныч. – Знаешь человека почти шесть лет, и все это время он кажется тебе спокойным и уравновешенным, как сфинкс. Он в рот не берет ничего крепче чая, хотя у него под руками выпивки – море разливанное, и вот именно этот человек неизвестно где накачивается, съезжает с моста и оказывается в трех метрах под водой. Это несправедливо! В это невозможно поверить! А наш мудила-шеф мало того, что в жопу пьяный колесит по городу, сбивает четырех человек, пускает под откос встречный «москвичок» с целой семьей и под, конец врезается в столб. Когда его выволакивают, он не вяжет ни уха ни рыла, а на следующий день выписывается из больницы не только без единой царапины, но и даже, по-моему, без мало-мальски серьезного штрафа… – Он горестно всплеснул руками, быстро отхлебнул из стакана и сказал в заключение: – Это могло случиться с кем угодно, только не с Олегом. Он был лучшим из нас.
В глазах Иваныча блеснули слезы. Он взял сигарету и стал лихорадочно искать спички. Я подлил ему еще и поднес зажигалку.
– Спасибо, – пробормотал он глухим голосом.
Трудно было понять, истинное ли чувство или выпивка вызвали в Иваныче эту повышенную чувствительность. Так или иначе, но в этот момент, полагаю, он полностью верил в искренность своих слов.
Какое-то время все молчали. Наконец я решился:
– Вам не приходила в голову мысль, что он мог сделать это умышленно?
Они оба уставились на меня.
– Как это? – сказал Котик. – Ты хочешь сказать, что это самоубийство?
Я не стал отвечать. Котик посмотрел в другую сторону, а когда я снова увидел его лицо, то заметил на нем отблеск саркастической улыбки.
– Нет! – сказал он. – Олег? Самоубийство? Что ты!
Я продолжал смотреть на него. Он явно скептически отнесся к этой идее.
– Не понимаю, зачем?
– Вот это мне и хотелось бы знать, – заметил я.
– Вряд ли, – сказал Котик. – Олег был… он был не из паникеров, он мог найти выход из любого положения. К тому же у него не было повода для такого поступка. Я бы знал об этом. Последний год мы виделись каждый день на работе, его волнение не укрылось бы от меня.
– Но оно могло оставаться незаметным? – предположил я.
– Да нет же, он вообще был всегда очень ровным. Даже настроение его никогда не менялось.
– А когда ты видел его в последний раз, каким он был? – спросил я.
– В воскресенье. Точно таким же, как всегда. Вовремя пришел, много работал. Ничего особенного…
Иваныч налил себе изрядную порцию.
– Все, что он делал, – продолжал Котик, – он делал, как всегда. Да и сам он был как всегда.
–А ты не думаешь, что вдруг что-то могло случиться между тем моментом, когда вы расстались, и моментом, когда он начал пить?
– Я не знаю. Наверное, что-то было. Но тогда это должно было быть нечто ужасное. Это действительно так?
– Пока не знаю, – ответил я.
– Но ты, наверное, узнал бы, если бы что-то было?
– Не знаю, – повторил я.
Иваныч уже наливал себе следующую порцию. Он явно выключился из разговора несколькими стаканами раньше.
– Черт, хороший был парень. Один из лучших… – пробурчал он.
– Да откуда вы знаете, каким он был?! Вы, старые козлы! – пронзительно выкрикнула Дина.