Три дня в Карачи

Карачи огромен, как Москва. Общественный транспорт – медленные автобусы, расписанные разными узорами, притормаживающие у каждого перекрёстка. Двери не закрываются, люди запрыгивают на медленном ходу. Иногда едут прямо на крыше автобуса, но чаще внутри. Есть передняя женская часть автобуса и задняя, мужская. Билетер ходит по обеим и собирает по 20—30 рупий (8—12 рублей). Если пассажиры есть на крыше, билетёр поднимается и к ним на крышу. Но почему-то на крыше ездят только вечером, в вечерний «час пик»: днём то ли жарко, то ли места внутри автобусов хватает. Ехать на крыше положено только лёжа, чтобы не зацепиться о провода и удариться головой о какой-нибудь наддорожный мост.

Есть также мотоциклисты. Рикши – мото, трёхколёсные машинки, как в Индии. В них набивается человек по пять, шесть, восемь, на некоторых маршрутах они действуют, как автобусы. Но тут нет педальных велорикш, как в Бангладеш. Пеших, как на Мадагаскаре, тем более нет. Планируется ввести метробус (специальный скоростной автобус, который едет по выделенной полосе) – такой есть уже в Лахоре, Пешаваре и в Исламабаде.

Много вкусной еды, мечети, ремесленники всякие. По сравнению с Африкой или Бангладеш, тут более сыто. Есть и высокие дома, и малоэтажные. Улицы узкие, в центре переулки совсем узкие, с окна одного дома можно порой дотронуться рукой до стены или окна дома противоположного. Как и 23 года назад, в Пакистане довольно часто встречается мусор, несмотря на название. Слово «Пакистан» буквально означает «земля чистых» на урду, также и на персидском языке, но эта теоретическая чистота не препятствует тому, что мусор бросают где попало. Машины постоянно гудят, бибиканье повсюду.


Автобус в Карачи


Все эти страны, Индия и её соседи: Пакистан, Бангладеш, Шри-Ланка – бывшие владения Британской короны. Вроде бы есть и польза, что управляли территорией британцы. Остались железные дороги, система законодательства, язык образованных людей в очках – английский. Но до чего ж всё затёртое, замусоренное! На мой взгляд, самая цивильная и приличная из них на вид – Шри-Ланка. Но ей помогает малая численность населения. В Пакистане же 220 миллионов человек, и повсюду, как и в 1998 году, видны признаки хаоса, продавцы и покупатели, эти гудки автомобилей ежесекундно. При этом не видно такой нищеты, как в странах Африки. Бедные люди есть, встречаются и нищие, сидящие на улице, но их не так много, как в соседней Индии… или в американском Лос-Анджелесе. А беднее всего, среди азиатов, живут жители соседнего Афганистана – причиной почти непрерывные сорок лет войн и разрухи.

Я постепенно осваивался в Карачи. Особенность дома Фейсала была такова, что выйти или войти в дом можно было только одновременно с хозяином. Звонить в звонок на воротах было нельзя – звонок принадлежал родственникам Фейсала, которые жили на первом этаже (он сам – на втором) и терпеть не могли всяких гостей и вписчиков. Также, предупредил он меня, если остановит полиция, нельзя ни в коем случае признаваться, что я живу у него. Потому что уже были проблемы: один гость-интурист случайно или специально попал в какую-то охраняемую зону, там фотографировал, потом был задержан – после чего к Фейсалу наведывались местные КГБшники, подозревая, что он приютил иностранного шпиона.


13 ноября мы сходили вместе с Фейсалом в местный тренажёрный зал. В Пакистане тоже есть свои любители турников, штанг и тренажеров, но их немного. Уличных спортплощадок вообще почти не найти в стране, я только один раз встретил турник в парке в Исламабаде. Фейсал, впрочем, имеет штангу, турничок и гантели дома. Мы посетили тренажёрку; необычной трудностью оказалась жара – уличная температура и духота проникли и в этот подвал, хотя мы пришли пораньше, самыми первыми.