– Нет, не домой. Надо совсем уходить, уезжать отсюда как можно дальше. Сегодня же!

Мама встала и в самом деле начала собираться. Папа растерянно посмотрел на неё и проговорил:

– А как же, Леночка… отец…

Мама повернулась к нему, в её красивых тёмных глазах сверкнула решимость. И она сказала твёрдо:

– Здесь нельзя оставаться. Я не хочу увидеть, как у меня на глазах будут убивать моих детей.

Дедушка, узнав о решении мамы, не стал ей возражать и уговаривать остаться. Он только тяжело вздохнул и, печально взглянув на неё, сказал:

– Моя дочка уже взрослая. Я не имею права ей указывать, как поступать. Если ты считаешь, что это для вас будет лучше, что это правильно, делай, как знаешь. Бог вас сохранит, где бы вы ни были.

Мы недолго собирались. Мама сложила и убрала в шкаф нашу постель и вещи, которые дедушка привёз, прибрала в комнате и велела нам с Гилей собраться. Сама одела Алика, выдержав все его капризы, – он ещё не оправился от нервного потрясения, взяла тот же самый узелок, с которым мы пришли к деду, не подумав добавить в него хоть какие-нибудь вещи, и мы вышли прощаться.

Мама в волнении обняла деда и, с надеждой глядя ему в глаза, спросила:

– А может, вы тоже с нами поедете? Зачем вам здесь оставаться? Бог знает, что может случиться! Поедем с нами!

– Куда мне уже ехать, Лена! Тут всё бросить…

– Папа, да бог с ним, со всем добром, с домом! Зелда, подумай о детях, поехали бы все вместе!

– Нет, Лена, – покачала головой тётя Зелда, – не просто это…

– Папа, а если, не дай бог, немцы… Что с детьми будет? – не унималась мама.

Дети, все трое, – Малка, Эстер и Миша – стояли тут же, рядом с нами. Они, как и мы с Гилей, молча смотрели на то, как прощаются взрослые. Их мать плакала, обнимая своего брата, отец прощался с их старшей сестрой. Я уверена, что все мы думали лишь об одном: “Суждено ли нам ещё встретиться?”

– Будет только то, что должно быть… “Обратится злой замысел, который он задумал на иудеев, на голову его”[2]. Храни вас Бог! – сказал дедушка. Это были его последние слова. Ещё раз обняв нас и поцеловав, он начал читать молитву.

Итак, оставив все вещи, привезённые дедушкой, не взяв с собой ничего, кроме того же скромного узелка, мы отправились назад в Могилёв, чтобы сесть в поезд, идущий на восток страны, подальше от линии фронта, которая с каждым днём и часом всё ближе и ближе подходила к нашему городу.

Маме не удалось убедить семью дедушки пойти с нами. Также ей не удалось уговорить тётю Зелду доверить нам хотя бы маленького Мишу. Простившись с ними, мы двинулись в обратный путь по той же дороге, по которой два дня назад пришли в Сельцы. Для того чтобы попасть на нужную нам железнодорожную станцию, мы должны были, вернувшись в город, пройти через центр, выйти на Пионерскую, и уже оттуда по Ленинской добраться до вокзала.

Всю дорогу до города сцена прощания стояла у меня перед глазами. Я видела деда Исаака, который стоял возле калитки дома, рядом с женой и тремя детьми. В глазах у них стояли невыплаканные слёзы. Дедушка читал молитву, а Миша долго махал нам рукой, пока мы не скрылись из виду.

– Папа, а что дедушка говорил на иврите? Он молился?

Отец тяжело вздохнул и ответил:

– Дедушка прочитал благословение… Да, он молился за нас. Он всегда будет молиться за нас.

Папин голос задрожал. Он очень любил своего тестя и шурина. Мама молчала, только тихие слёзы изредка капали из глаз. Всеобщее молчание нарушал только Алик, да время от времени отвечавший ему Гиля.

Домой на Вербовую улицу мы так и не зашли. Спешили прямо на вокзал. Но проходя по Пионерской не могли не заглянуть к тёте Гисе. Мама боялась, что мы её не застанем, и она не сможет попрощаться со старшей сестрой. Но нам повезло – тётя оказалась дома. Она была одна с дочерьми; сыновья уже были на фронте. Лиза и Маня кинулись нас обнимать, целовать маму. Тётя рассказала, что виделась с Ханой, но от Гитл по-прежнему нет никаких вестей. По радио ежедневно тревожные сообщения, немцы всё ближе к Могилёву; каждый день тысячи жителей города работают на строительстве оборонительных сооружений… Мама спросила сестру, не собираются ли они уезжать из города. Гися сказала, что они думали об этом, но ещё подождут, посмотрят по ситуации. Мы пробыли у них не больше часа. Сегодня же надо было успеть на поезд. Снова начались прощания, слёзы, боль…