– Молись, молись! Всех своих грехов ты всё равно не замолишь, – прошипела себе под нос Анна.

Когда она собралась выйти из залы, платок скользнул по её светлым коротким волосам и слетел на пол. Анна подняла его, но на нём уже успели потоптаться прихожане, и она решила не надевать его.

– Ничего уже не стыдятся, даже самого Господа Бога! Вы посмотрите! Прикрой свою голову! Шалава! – услышала Анна откуда-то сбоку хриплый старушечий голос.

Она почувствовала, как щёки начинают гореть, и пулей вылетела из церкви.

«Ох уж эти всюду сующие свой поганый нос чрезмерно набожные старухи! До всего им есть дело!» – возмущённо подумала Анна и стала массировать золотой крестик, который ей подарила покойная мать. Она всегда так делала, когда нервничала.

Речной воздух ударил Анне в нос. Зазвенели колокола. Не раздумывая, она двинулась в сторону парка на Стрелке. Она с детства любила это место, где сливались воедино Волга и Которосль. Зелёный ухоженный парк всегда притягивал жителей города и его гостей. Здесь в любое время года можно было привести мысли в порядок.

Анна села на скамью, закрыв глаза и подставив лицо тёплым лучам солнца. Рядом скрипнули дощечки.

– Анют. Ты прости меня! Я так перед тобой виновата! – услышала тихий голос Анна, отдалённо напоминавший голос мачехи.

Она открыла глаза и увидела перед собой ту самую сухонькую старушонку, так рьяно крестившуюся в церкви.

– Ирин, простите, но я даже слушать вас не хочу, – проговорила Анна, скрестив руки на груди.

Обида клокотала в ней. Когда её мама умерла от рака, Анне было около десяти лет. Через год отец привёл в дом Ирину, которая прилежно стала исполнять роль хрестоматийной злой мачехи. Анна старалась не вспоминать о тех годах жизни.

– Анют, я должна тебе кое в чём признаться! – пропищала Ирина, примерно сложив руки на коленях.

– Я не собираюсь облегчать вашу совесть! Боритесь со своими демонами самостоятельно! – бросила Анна, скрестив ещё и ноги.

– Анют…

Не желая продолжать общение, Анна поднялась со скамьи и, сдвинув брови и плотно сжав губы, пошла в сторону выхода из парка.

Настоятель с трудом поднял сосуд. Монахи, как по команде, встали и последовали за ним, ни на секунду не прекращая чтение мантры. Ещё несколько месяцев назад они заметили, что стоит прекратить чтение мантры хоть на мгновение, как кто-то чужой начинает пробираться в голову, копошиться в воспоминаниях и подсовывать странные, чуждые им мысли.

Ламы в тёмно-красных одеяниях шли впереди, монахи в оранжевых накидках замыкали процессию.

«Чтобы бороться с внутренним злом, буддизма тхеравады[6] хватает более чем. Когда приходится бороться со злом извне, без тибетского буддизма не обойтись, а ещё лучше – бон[7]», – думал Настоятель. Именно поэтому он и послал пять месяцев назад в Тибет гонца по имени Самнанг с просьбой о помощи. Но в ответ прислали только шестерых лам из Лхасы. Это было совсем не то, на что рассчитывал Настоятель, однако всё же лучше, чем совсем ничего. Он ждал госпожу Сэмпу Гьялмо.

Вечерний сумрак успел уже опуститься на землю. Едва ступив за порог храма, Настоятель ощутил, что сосуд стал в разы тяжелее. Вены на его руках вздулись от напряжения. Им предстояло идти три километра.

Внезапно процессию оглушил пронзительный гул. Руки Настоятеля задрожали, но он удержал сосуд. Небо затянуло грозовыми облаками, резко стемнело, поднялся ураганный ветер. Он трепал одежду монахов, плотно облегая их тела. Монахи дрожали от холода и страха. Дорога была едва различима, временами путь освещали всполохи молнии. То и дело кто-нибудь вскрикивал, оступаясь во тьме.