Каюсь, я, и правда, напился после ухода Аши. От безысходности. Но давайте не ворошить рану лишний раз. И так паскудно… Я отломал себе приличный кусок сыра и, неспешно расправившись с ним, сказал:

– Я в своё время отведал молока единорога. Теперь похмелье мне не грозит.

– Что, прям к титьке прижался?

– Да ну тебя, – обиделся я на пошлый юмор друга. – Между прочим, я с тобой знаниями делюсь, а ты… Я-то всё рассказываю да объясняю, а вот Леонард меня за нос водил. Даже амулет забыл мне выдать.

– Какой ещё амулет? – заинтересовался Витька.

– Который позволяет с другими общаться. Астерского мы ж не знаем… Стоп! – Только сейчас я понял, что у Рябчика ничего и не было. – Как же ты их понимаешь?

Я тупо уставился на друга. Витька на меня. В конце концов, он пожал плечами, и мы рассмеялись.

– Наверное, всё дело в твоём даре, – решил я, не найдя другого объяснения.

– Эх, ещё бы научиться без зелий обходиться. – Он грустно вздохнул и потянулся за очередным флаконом.

– Научишься. Вон как прогрессируешь быстро!

– Слушай, Девиер, – Рябчик сдвинул брови, став серьёзнее любого профессора, – я не знаю, как всё сложится, не хотелось бы, но… Короче, давай придумаем план действий на случай, если будет уж совсем жарко. Условный знак какой или слово… Ну, чтобы только я да ты знали. Ты не подумай, я ребятам доверяю, но вдруг в плен попадём.

В ожидании ответа он сделал несколько глотков.

– Как насчёт обращения, братишка? – поразмыслив, спросил я.

– Да, «братишка» вполне подойдёт, – удовлетворённо кивнул Рябчик.

Пускай Витька и неправильно меня понял, но случайный вариант с «братишка» мне тоже понравился.

– Он пришёл в себя! – возбуждённо крикнул Фонарь, едва ступил ко мне в шатёр.

Я прижал ладони к ушам и перевернулся на бок. Спрашивается, зачем шуметь, когда люди спят? Подушки такие мягкие, покрывало такое родное… Фонарь бессовестно тряхнул меня.

– Фил, не слышишь, что ли? Он пришёл в себя! – ещё громче повторил рыцарь.

Я продрал глаза и тупо уставился на Фонаря.

– Кто – он, Жора? – спросил я и смачно зевнул.

– Кто? Хему, конечно! – удивился вопросу здоровяк, а затем кинул мне джинсы с футболкой. – Фил, шевелись – одного тебя ждём!

– Иду, иду я, – ворчал я, спешно одеваясь. И почему «он пришёл в себя» именно сейчас? Совсем совести нет. Нет, ну скажите, сложно до вечера подождать?

Растрёпанный, я вышел из шатра вслед за рыцарем. В глаза ударили яркие солнечные лучи. Никак уже полдень. Всё, завязываю с ночными попойками. Нет, со всеми. И в этот раз навсегда. Пусть молоко единорога спасает от похмелья, но кто убережет печень и остальные органы от вреда алкоголя? Да и с посиделками до рассвета, как вчера, нужно заканчивать, а то следующий день будто вырван из календаря.

Цепляя на ходу ножны (радовало, что молоко единорога убирало и такие синдромы похмелья, как дрожь в руках), я спешил за Фонарём. Мы остановились у шатра пленника, когда из него вышли Аша, Хани и весьма помятый Рябчик. Ну, хоть не буду белой вороной среди друзей.

– Всё! – Рыжая в недовольстве скрестила руки на груди. – Что за колдуны пошли?! Сказал два слова и опять задрых! Где это видано?!

– Два слова? Какие два слова? – Я тотчас принял серьёзный вид.

– Э-э-э… Что-то с сердцем связано… Проткнуть просил… Милорд, наверное, бедняга так намучился за долгую службу Мраку, что смерть видится ему освобождением, – выдвинула свою версию рыжая. – Неважно! Всё равно это больше похоже на бред сумасшедшего.

– Может, он говорил: «поразите сердце»? – спросил я, отфильтровав лишнее.

– Точно! – воскликнул Витька. – Слово в слово.

– Я так и сказала, – обиженно возмутилась Хани. – Разве нет?