– Ага, понял, наконец, куда клоню?
– Ты ничего не рассказывал, постоянно отмахивался от всех…
– А историю с наградами напомнить?
– Ты не хотел, чтобы тебя награждали! – он четко вспомнил то, что я и хотел от него услышать.
– Ты не думал, почему?
– Ну, ты же объяснял, что удача отвернется, сглаза боялся, хоть мне и смешно было такое слышать.
– Петь, я тоже родился в твоем городе… в восьмидесятом году.
– Чего? Тебе же не шестьдесят восемь лет!
– Ага, в тысяча девятьсот восьмидесятом… – и я взял паузу, чтобы вдоволь насмотреться на смешное выражение лица моего сослуживца-однополчанина.
Мы молчали минут двадцать, я уже начал переживать, что Петя ищет предлог, чтобы сбегать за «скорой помощью», когда он наконец оттаял.
– Так, б…, теперь-то все и сходится! – воскликнул наконец Петя. – Ты как ясновидящий, да?
– Ой блин! – выдохнул я. – Я был о тебе лучшего мнения как о следователе.
– Сань, ты чего, всерьез? – Видя, что я и не думаю улыбаться, он вдруг вскочил. – И ты молчал??? Ты столько времени молчал, гад!
– Поэтому и не говорил, что боялся именно такой реакции. Если бы мной заинтересовались «органы», как ты думаешь, я был бы еще жив? Вот только правду говори!
– Ты знал о войне, о победе, о жизни вообще!!! Ты же мог помочь…
– Кому? Петь, ты себя слышишь? – спокойно ответил я.
– Да как это кому? Рассказал бы политруку, Нечаеву, мне, наконец! Уж довели бы куда следует!
– Ты и правда побежал бы сдавать меня, зная, что больше не увидишь?
– Почему не увижу? – не понял тот.
– А ты подумай! Кто выпустил бы обладателя таких знаний на волю? – Теперь Петя молчал полчаса, я по часам заметил. Когда он очухался, глаза его стали другими.
– Саш, – ого, теперь и тон сменился, – сколько ни думаю, все равно склоняюсь к одной мысли… Ты неправ был, да и сейчас неправ. Твои рассказы о будущем, о сражениях, голоде, могли спасти кучу людей!
– А может, погубили бы еще больше?
– Почему?
– Да потому, Петь, что природа, она не терпит нашего вмешательства, все равно поставит все на свои места. Ты вот вроде думал, а начни сначала. Вспомни хотя бы переправу.
– Я-то помню, еще бы забыть! – Тогда я спас его, вытащив во время бомбежки из воды. Этот горе-следак даже плавать не умел. Вот, сидит сейчас, вижу, что в шоке, значит, сообразил.
– Не стало бы меня, а значит, и дочери, и всего того, что вокруг меня…
– А теперь представь, сколько таких, как ты, умерло бы, сколько осталось бы в живых? Ты уверен, что потеряв управление страной в самый разгар войны, наша власть выиграла бы эту самую войну?
– Победил народ! А вообще, Сань, чего-то это совсем для меня много. Мне надо все осмыслить…
– Да нет, теперь уж слушай, братушка! – я был серьезен как никогда, разговор выходил очень тяжелым. – Меня берут в разработку особисты, переправляют дальше по инстанциям, это в лучшем для меня случае, могли бы и просто шлепнуть, сочтя за бред весь мой рассказ. Дальше что? Вытряхивая из меня показания, дошли бы и до смерти вождя, и до сведений о нашей партийной верхушке. Сталин сразу захотел бы убрать тех, кто повинен как в его смерти, так и в будущем развале страны.
– Это еще о чем? – вид у моего друга был еще тем.
– А ведь те люди сейчас активно размножаются и делают свой, неважно какой, но это тоже вклад в развитие и историю страны, – продолжил я, не обращая внимания на Петины вопросы. – Вот тебе самый простой пример, ты так быстрее сообразишь. Даже не буду брать дивизию, не то что страну. Смотри сюда… – Петя внимательно глядел на меня, глаза выражали смешанные чувства.
– Ну, говори!
– Рассказал бы я, например, ротному, или нет, даже взводному…