Вечером, сняв комнату у одной бабульки с рынка, я пересчитал все деньги, привел в порядок одежду и продумал, как буду действовать завтра. Решил я рвать с утра в Рыбинск. Возьму билет на поезд и поеду, скорее всего, так и сделаю. Можно было бы, конечно, «дернуть» тачку, да ехать самому, но я быстро отмел эту возможность. Нет, машин тут хоть и не как в двадцать первом веке, но все же много. После войны тут катаются теперь и иномарки, правда их немного. В основном же, конечно, «эмки», «Победы» да «полуторки» разные. Отмел я вариант с машиной по другой причине. Ужасно не хотелось трястись по нашим, отсутствующим дорогам, да еще и за рулем таких машин. Мне хватило дороги от Свердловска до Горького, там, хоть и пассажиром, но я успел вкусить все прелести передвижения на машине в Союзе. Более или менее комфортно, если можно вообще так сказать, ехать можно лишь со скоростью тридцать километров в час, я так неделю ехать буду, уж лучше поезд. Да была и еще одна причина, не столь веская, но все же. Мне почему-то не хотелось преступать закон в Союзе. Не то чтобы я каким-то ангелом стал, помню прекрасно, что натворил в Сталинграде, но вот просто не хотелось воровать. Это я к тому, что была идея угнать машину, да и ехать, но я эту идею затолкал поглубже в дупу.

К сожалению или к счастью, пока не разобрался, ближайший поезд до Ярославля, в Рыбинск напрямую почему-то рейсов нет, будет только через сутки. Надо чем-то занять себя на это время. Решил просто погулять. Вон, парк Горького есть, надо посетить, только вещи куда-то пристроить, а то хожу тут как передвижное отделение Госбанка, до первой остановки милицией.

Деньги припрятал просто, оставил в камере хранения, правда, пришлось снимать сразу две ячейки, в одну оба сидора не поместились бы. Только отошел от ячейки, попал на проверку документов. Нет, точно надо валить с Москвы, не хрен мне тут делать. Сейчас вот прогуляюсь до милиции, попробую через них узнать что-то об однополчанах, может и выйдет.

И ведь вышло. Оказывается, Нечаев жив, здоровье, правда, не очень, но все же живой, а вот Смолин погиб. Жаль «учителя», хороший был мужик, правильный. Погиб в самом конце войны, в Польше, будь она неладна. Почему? Так от рук пшеков и погиб, в спину суки выстрелили. Нечаева демобилизовали чуть раньше, в Белоруссии свое получил. Все это я узнал от одного мента, служившего в отделении, в которое я обратился. Оказалось, парень-то почти однополчанин, если не соврал, сказал, что даже помнит меня по Сталинграду. Убей не знаю, откуда он может меня помнить, я ведь старался не светиться, но говорил тот очень уверенно, хотя я думаю, привирает. Вот он, как узнал, что я воевал в тринадцатой гвардейской, так и решил помочь. Справки милиционер наводил долго, я часа три просидел в его кабинете за чаем. Напоили меня так, что начал думать о том, как бы не приспичило прямо на улице.

Нечаев, оказывается, уехал жить в Сталинград. Сразу после «списания» туда и отчалил. Вот же блин, я думал, меня одного туда тянет, ан нет, вот и командир этому свидетель. Как узнал, что Лешка там, сразу захотелось сесть именно на «южный» поезд и ехать в город на Волге. Но все же первый план пересилил меня. Кстати, я ведь и поехал в город на Волге, только в тот, что стоял выше по течению, в Рыбинск.

До дня отправления ничем особым не занимался, ходил, гулял, даже на ВДНХ сходил, впечатлило, хотя сейчас выставка была какая-то ограниченная, как сказали, реконструкция. Жизнь в столице даже сейчас, в середине двадцатого века, не для меня. Слишком шумно, слишком пафосно и слишком людно. Взять даже Лос-Анджелес. Город-то немаленький, но благодаря очень удачной застройке там не бывает таких скоплений людей. Тут же, блин, как в муравейнике. Суета…