Странные мысли в одном из самых, а может, и самом опасном месте на планете, да? А вы постойте ночью, вооруженный и осознающий, что в любой момент вам могут предъявить большой счет только за то, что вы здесь находитесь. Поневоле станешь философствовать по поводу многих вещей. Хотя сейчас мои мысли крутились вовсе не вокруг нашей задачи. Думалось о том, что же сейчас с ней, сумевшей спасти меня. Где она, как и что сейчас делает? Спит ли спокойно в том месте, где ее оставил Сдобный, или так же, как и я, смотрит на небо и думает о том, где я? Вряд ли, конечно, но так хотелось в это верить.

Я посмотрел на подсвеченный зеленым светом экран коммуникатора: ага, почти пять утра. Сам не заметил, как время пробежало, и это к лучшему. Будить ребят буду через полтора часа, и вперед, к приветовским Дачам, где нас должен ждать Сокол. Ну, а дальнейший маршрут сложится по ситуации.

Скрипнула металлическая петля, и на улицу, заспанный и пыхтящий, выбрался профессор. Встал, явно не соображая, где можно меня искать. Пришлось помочь ему, чуть свистнув и показав на приваренные скобы, служившие лестницей. Через несколько минут, сделав необходимые дела, Точинов взобрался ко мне. И сразу предъявил мне нехилую заяву по поводу того, что я-де его не разбудил, как обещал:

– Да вы, Пикассо, врун, как я посмотрю…

– Ладно вам, профессор, бросайте. – Я невольно улыбнулся, до того потешно он это заявил, интеллигент, етит-колотит. – С добрым утром, вообще-то.

– С добрым утром… бррр… – Точинов поежился. – Куда как добрым. Холодновато.

– Что есть, того не отнять, зато спать не очень хочется.

– Я так понимаю, вашу сестру мы поднимать не будем?

– Не-а… Светает уже, хорошо. Профессор?

– Да, Пикассо?

– Не расскажете про Ковчег? Ну, что он вообще такое, почему Волна была, в чем причина, в общем.

– Хм… почему не рассказать? О подписке сейчас говорить не стоит. Ковчег… м-м-м… Ковчег. Понимаете ли, Пикассо, природу его происхождения мы тогда так и не поняли. Ну, представьте, что перед вами находится что-то без явных признаков чего-либо, похожего на двигатель. Корпус этого непонятного объекта не поддается нормальному химическому анализу, потому что из всей периодической системы у Ковчега присутствуют лишь три элемента, и все три редкие, получают их лишь в лабораторных условиях, и находятся они не в тех соединениях, в которых должны находиться. Вся остальная поверхность представляет собой странную смесь сплавов неизвестных металлов и биологически активной субстанции, которая нисколько не повреждена. Углеродный анализ был первым, что мы сделали. Если исходить из его данных, то штука эта пролежала под землей очень долго, сотни лет. А эта самая составляющая до сих пор активна, хотя ее давно уже не должно существовать. Вот вам загадка, а дальше больше…

В самом Ковчеге творится черт его знает что… и больше всего это черт его знает что напоминает кунсткамеру, причем как по назначению, так и по наполнению. Видели бы вы ее экспонаты… хотя похожие вы имеете счастье наблюдать постоянно. Здесь, в Районе, в каждом рейде. Кое-что мы смогли прояснить, конечно. Например, то, что гены этих самых экспонатов вполне активны, несмотря на глубочайшую степень криогенизации и, опять же, прошедшее якобы время. Волна, Пикассо, это сложнейшая взвесь очень активного механизма биологической защиты Ковчега. Вернее, как стало ясно потом, некоторых его обитателей из тех, что ни в какой заморозке не находились.

Мне как-то раз пришло в голову дикое сравнение Ковчега со смесью зоопарка с тюрьмой. Да-да, именно так, именно с тюрьмой. Слишком уж хорошо было запечатано одно, самое большое, по данным лазерного измерения, хранилище, которое открылось именно после катастрофы. И те, кто оттуда вышел, не выглядели провалявшимися в криогенной установке веками. Вот вам еще одна загадка, которую, к сожалению, мы так и не смогли разгадать.