А Деникин не торопился. Его солдаты вырыли рвы по обе стороны обороны. И теперь, что из города, что в город могли смело встречать непрошенных гостей. Перекрыли ручьи, которые смогли найти, а эскадра Колчака засеяла минами весь фарватер, ловила пытающихся попасть в город чужаков. Кончилось тем, что через месяц над крепостью взмылся белый флаг. Ворота распахнулись, и потянулась длинная вереница изможденных солдат и офицеров. Кенигсберг пал к ногам победителей, но победу рано было праздновать – их ждал Брусилов и остальные генералы со своим войском. Разоружив гарнизон, и оставив там свой, Деникин скорым маршем собрался было под Десау, но армия военнопленных вязала его по рукам и ногам. Выручил адмирал Колчак:

– Этих я беру на себя, Антон Иванович, – так можете Алексею Алексеевичу и доложить при личной встрече. Их тут без малого, – тут он взял списки военнопленных, и посмотрел на количество, – ну вот, больше десяти тысяч рыл. Это сколько рабочих рук без дела простаивает?

– И что вы намерены с ними делать, Александр Васильевич? – своим шутливым баском спросил Деникин, глядя, какими голодными глазами они смотрят на казаков, с удовольствием жующими огромные ломти хлеба с салом и запивая водкой из фляжек прямо из горлышка.

А пленные и правда давились слюной, наблюдая за трапезой казаков, которым было поручено охранять немцев, как самому надежному и быстрому роду войск. Сначала немцы этого не знали, и едва выйдя за ворота, один умник, у которого силенок оставалось побольше, что было сил рванул на волю. Отбежав на приличное расстояние, он на свою беду обернулся, и увидел, что его настигает казак с шашкой наголо. Почти без усилия, тот перерубил несчастного беглеца практически надвое, затем слез с лошади, вытер об него свою шашку и вернулся обратно. Больше желающих бежать не было.

– Как что, Антон Иванович? Отправлю в Россию – матушку, конечно. Нет, сначала я их немного накормлю, а то они чего доброго съедят друг друга в пути. У меня в эскадре восемь транспортов, думаю на эту ораву хватит.

– А где вы возьмете столько провизии на эту, как вы метко выразились «ораву», позвольте вас спросить? – все еще не унимался Деникин. Этот разговор нравился ему все больше и больше. Ему было интересно, как выкрутится Колчак из этой, казалось неразрешимой ситуации.

– Очень просто. Я пошлю самих немецких солдат собирать провизию для остальных. А для пущей убедительности дам им с собой несколько ребятишек из города, самых тощих и бургомистра Кенигсберга. Уверен, через пару дней еды будет вдоволь.

– Вашими бы устами да мед пить. С радостью посмотрел бы за ходом вашего эксперимента, но меня ждет Брусилов. Но ведь мы не прощаемся. Я все доложу в рапорте Алексею Алексеевичу, как вы и просили, а теперь разрешите откланяться.

Деникин вскочил на коня, которого ему подвел ординарец, и был таков. Не прошло и часа, как в окрестностях города остались только матросы с кораблей адмирала и сотня казаков, приданая Колчаку для охраны за пленными. В тот же день адмирал начал претворять свой план в действие. Все пленные сидели огромным гуртом в поле, и своими серыми шинелями чем-то напоминали стадо овец, а вокруг них расположились костры казачков. Тут же паслись чуткие лошади, готовые сразу подать сигнал, если появится чужак. Александр Васильевич вызвал для разговора самого старшего офицера. Им оказался полковник фон Шульц и объяснив ситуацию, предложил самому скомплектовать группу для сбора продовольствия, а также подобрать аргументы для жителей, к которым эта группа будет заходить. К утру из города доставили подводы, несколько изможденных от голода ребятишек и крайне недовольного бургомистра, которого Колчак утихомирил только тем, что если тот откажется помогать немецкой армии запасаться провизией, то по закону военного времени его, бургомистра, попросту расстреляют. Аргумент сработал, и караван подвод разъехался по ближайшим хуторам. Уже на следующий день первые подводы стали поступать с провизией. Немцы были поражены, что всю еду русские отдавали их командиру, Фон Шульцу, вместо того, чтобы забрать себе, а уж полковник распределял продукты как мог. Но подводы поступали ежедневно, и скоро сытая немецкая армия начала поглядывать в лес. Колчак понял, что пора их депортировать в Россию. Пока немцы спали, он всем личным составом, который был в его распоряжении окружил поле, на котором спали немцы, а когда встало солнце то они увидели направленные на себя пики и штыки. За этой стеной стоял Колчак и полковник фон Шульц. Адмирал повернулся к полковнику, и сказал: