Зоратт внимательно глянул на племянника, отправил объёмный бокал на столик. Крылья носа с горбинкой нервно дрогнули.

– Почему? Тебе у нас плохо?

«У нас».

С того скромного события в местной Ратуше прошла неделя.

Арви смотрел на бокал с напитком, насыщенно-жёлтым, как любимые матерью турмалины. В этот вечер он остался дома, хотя так и тянуло в ночь, в густую темноту Шелтарского леса, подальше от людей. Сбросить ненадолго груз забот, стать собой, вдыхать морозный воздух, чувствовать, как оседает под его тяжестью снег, как следят без тени враждебности за его свободным бегом чужие калдигернские звёзды.

– Нет! Мне просто неудобно. Вы молодожёны, в конце концов, а я вам мешаю. Сниму апартаменты рядом с комнатами своих ребят, так будет удобнее для всех, и дела с ними, опять же, обсу…

– Да перестань! – отмахнулся Бьорд. – Твой дед будет недоволен, если узнает. И Виррис ты очень огорчишь: она так старается быть идеальной хозяйкой. Что она подумает, если наш дорогой гость съедет в гостиницу?

Арви еле слышно вздохнул.

– С отплытием вашей почти бывшей подданной возникли сложности. Вероятно, мне придётся задержаться в Леаворе дольше, ещё на неделю или около того.

Об отправке опальной Ниа, бывшей герцогини Сайттен, в Гетвинд, столицу северного княжества, Бьорд знал до приезда племянника: у леаворского директора были свои источники информации.

– И ты поэтому..?

– Не хочу вас обременять, – упрямо повторил парень.

– Ничего не хотим слышать, говорю от нас обоих. Оставь эту ложную скромность, будь любезен, – дядя ободряюще улыбнулся.

Арви через силу поднял на него глаза и ответил неуверенной улыбкой.

Уютно потрескивали поленья в камине, разливая по комнате тепло, в бокалах пенился отменный эль, отпуская напряжение последних дней. Но в тёмных глазах молодого человека горел вопрос, с первого дня его, Бьорда, временной женатой жизни горел.

– Бьордхард, можно я всё-таки спрошу?

Никаких вопросов Зоратт не желал, но запретить не мог. Молча поднял на Арви глаза, приглашая к удовлетворению любопытства.

… С первого же дня молодой женщине удалось наладить отношения с прислугой и подружиться с Бергом, но обходилась она при этом без фамильярности, которой в общении со слугами не терпел и сам Арви. Он видел Виррис либо с утра, присоединяясь к семейному завтраку, либо вечерами, когда тихие ужины плавно перетекали в неспешные разговоры. Она неохотно рассказывала о своей жизни, дав понять, что ничего примечательного ни в её детстве, ни в юности не происходило, то и дело переводила беседу на их с Бьордом семью, на обычаи северного народа, их уклад жизни. Ей было интересно всё и интерес был неподдельным. Арви рассказывал больше и охотнее, дядя лишь изредка вставлял свои замечания, в основном слушая и улыбаясь своим мыслям. О своих отношениях с Ольверскими отзывался столь же неохотно и мало, как и Виррис о себе, а вот легенды и предания рассказать мог. Иногда подсаживался ближе к жене и клал руку на её точёные плечи, привлекая к себе; на эти жесты молодая женщина реагировала без нервозности, но глаза выдавали недовольство, а в позе сквозила скованность. И этот контраст глаз и вежливой улыбки на её губах парня здорово смущал. Как и то, что подобное поведение молодожёны демонстрировали лишь на людях, а то, что ему нечаянно попадалось на глаза наедине… И ещё запах, к которому все Ольверские чрезвычайно чувствительны. Словом, вопросы были, пусть и знал, что не его это дело.

– В день свадьбы мне показалось, что вы искренне увлечены друг другом, а ты и вовсе светился от счастья.

Бьорд молчал, подтянув в ладони бокал. Знал, что последует за этим: вейсдгарское обоняние досталось и ему. Глупо было бы продолжать создавать для племянника иллюзии, да он и не создавал, а лишь оттягивал момент признания.