– Будто в Курляндии али еще где. Язык чужой, и я не свой! Не признают, и прятаться не надо!

* * *

Иван Данилович тем временем, увидев, что Петр вошел в крепость, заволновался еще больше.

– Упустим, Толик, он уже за воротами. Мост пешеходный – не проехать, что делать?

Он выскочил из машины и понесся вслед за Петром. Догнал он его уже перед памятником.

– Что за уродец такой? – спросил Петр ученого, показав на своего бронзового двойника.

Иван Данилович сконфузился.

– Это, простите, вам памятник поставили, – пробормотал ученый. И, чтобы смягчить гнев Петра, льстиво добавил: – Чтят вас очень, Петр Алексеевич! Во всех учебниках написано, что вы – самый великий царь. Вот видите, народу сколько, и все из-за Вас!

Петр недовольно поморщился.

– Мнишь, тот урод со мною схож? – ткнул он в свое подобие. – Голова с горошину, лицо – будто плоский блин, пальцы как у упыря, а замес-то тела – гробовая доска в камзоле? Таким меня сегодня видят? – Лицо его дернулось в припадке гнева, но он сдержал себя. – Не царь, слизняк какой-то!

– И вправду непохож! – согласился ученый. – Неудачно вышло!

– И кто же сотворил такое? Небось и денег получил за то, что царя чучелом выставил!

– Скульптор Шелякин.

– Шелякин? Кто таков? Денщик у меня был Шелякин.

– Очень известный.

– Повстречаю – сам памятником станет! Токмо без рук. Они ему без надобности!

Тут Петра толкнул какой-то лысый дядька, взбиравшийся сидячей скульптуре на колени.

– Ты меня вот так щелкни! – лыбился он приятелю. – Сейчас мы с тобой такой кадр заделаем! Я Петра по щеке поглажу или по носу стукну. Ну, щелкнул?

Вдруг по непонятной причине его тело оторвалось от скульптуры и повисло в воздухе.

Это Петр, подняв его, как кутенка, зловеще сказал:

– Сейчас я тебя гладить буду, коль просишь! Ногой по заду! – И, взглянув бедняге в глаза, спросил: – Или по носу щелкнуть?

– Не надо. Отпустите. Не снимай!

– Щелкай-щелкай, – поощряли то ли Петра, то ли владельца фотоаппарата прохожие.

– Вот это снимок! – восхитился фотограф. – Мужик, подержи его еще! Ну прямо Петр! Один в один!

– О-ля-ля! Экселенто, экселенто! Вери гуд! Ванс мо, плиз! – окружили Петра иностранцы.

– Вы не могли бы повторить для наших зарубежных гостей? – подошла к Петру переводчица.

– Зер гут, зер гут! Бите, бите. Файв хандрит рублс!

– Они дадут вам пятьсот рублей, почти пятнадцать евро, если вы повторите кадр.

Петр усмехнулся, поднял иностранца за шиворот, развернул для снимка. Затем поставил на место и, взяв деньги, зашагал прочь.

– Донт гоу, донт гоу! Плиз! Донт лив!

– Фантастик! Ван саузент рублс!

– Не уходите. Они вам дадут тысячу рублей, две тысячи! – слышалось вслед.

– А может, вернетесь, Петр Алексеевич? – нагнал царя Иван Данилович. – Две тысячи за пять секунд! А один-то вообще хотел, чтоб вы его вместе с супругой приподняли! Три тысячи обещал!

– Что, деньги дешевы, коль за безделицу тысячи кидают? – спросил Петр.

– Кому как! – ответил Иван Данилович. – Я вон за две тысячи почти неделю вкалываю! А вы на две тысячи могли бы и в ресторане перекусить.

– На эти деньги дворец построить сподобно было в мои времена! А пообедать – на грош!

– А сейчас грошей нет.

* * *

Шпиль Петропавловского собора, который, по задумке Петра, должен был вознестись выше, чем колокольня Ивана Великого в Москве, сиял золотом.

Увидев эту красоту вблизи, Петр немного успокоился после осмотра своего памятника. Он подходил к святому месту. Это была усыпальница, где лежали Романовы.

Перед входом их уже ждал Толик, заранее купивший билеты в кассе.

Петр покосился на бумажки, но ничего не сказал.

Собор блистал великолепием. Горящий золотом алтарь, украшенный резными, позолоченными статуями. Царское место с красным балдахином и золотым набалдашником, светлый мрамор надгробий с большими золочеными крестами.