– Ровнехонько двадцать монет и семь бронзовок, – сконфуженно признался он. – И как там очутился? Не сымал ведь с пояса…

– Видать, права магева-то насчет опохмелки, – заулыбались крестьяне, а виновник переполоха, красный как томат, почесывая выглядывающее из кафтана пузо, стыдливо пропыхтел:

– Вы уж простите, мужики, что я так всполошился, невесть чего нес, ежели обидел кого, в ноги поклонюсь! Главное ты, Ситепа, звиняй, на тебя-то я пуще всех думал. Ты, это вот, держи-кась! – Внезапно решившись, «растеряша» слазил в обретенный кошель, вытащил из него несколько монет и провозгласил: – Бери-бери! Тебе ж как раз еще пяти для откупа за Наждину не хватает!

Ситепа несколько мгновений только открывал и закрывал рот, не веря в реальность впихиваемых ему почти насильно монет, отдаваемых хозяином добровольно, а ведь он хотел взять их тишком! Покраснев еще гуще от щедрости крестьянина, парень пробормотал:

– Спасибо, Дрол, ой спасибо! Но я только в долг у тебя их взять могу! Верну непременно! По осени верну!..

– Ну ладно, почтенные, вы тут уж друг перед другом сами винитесь хоть до вечера, а нам в путь пора, – встряла я в душещипательную сцену самым пошлым и приземленным образом. Внимание публики тут же переключилось на меня, мужики замерли, ожидая оглашения платы. Вспомнив об этом обычае, склерозная магева (я то есть!) нетерпеливо отмахнулась:

– Ничего вы мне не должны, не колдовала ведь я, когда кошель ваш под кустом разглядела. Так что бывайте да больше не теряйте ничего, не каждый день за вами по пятам честные люди путь держать будут!

Не дожидаясь ответной речи крестьян, чуть тронула пяткой бок Дэлькора, стоявшего во время разборок смирно, как памятник, и помчалась галопом вперед. Мои спутники рванули следом. Даже если бы крестьяне хотели оставить последнее слово за собой, хрен бы они догнали моего эльфийского коня. Фаль висел, вцепившись в гриву, и восторженно визжал, его крылышки развевались по ветру, как радужные флажки.

Только проскакав вперед достаточное расстояние и подстраховавшись от возможного преследования, мы пустили коней в прежнем темпе, устраивающем и всадников, и лошадей.

– Здорово ты с ними, – первым выпалил Лакс, явно гордясь моей проделкой. – Только ведь кошелька под кустом-то не было, а, Оса?!

– Конечно, не было, – покорно согласилась я.

– Парень – вор. Почему ты так поступила? Пожалела? – спросил Кейр, не то чтобы обвиняя, скорее рассчитывая на ответ. Наверное, дала себя знать палаческая привычка докапываться до сути дела приговоренного, чтобы с чистой совестью вершить правосудие и не мучиться ночными кошмарами по поводу безвинно убиенных. Впрочем, в этом мире с таковых сталось бы лично являться к убивцу призраками и портить жизнь.

– Не могла я его заложить. Ведь этот Ситепа кошель красть не собирался, хотел всего пять монет взять, чтобы выкуп за свадьбу тестю заплатить, а потом и эти деньги вернул бы. Дурень он, конечно, не подумал, что пропажи быстро хватятся, да и вообще ни о чем не думал, кроме того, что его Наждину за другого отдадут. Что ж теперь ему, из-за одной-единственной глупости всю жизнь ломать? – Я вздохнула, поискав нужные слова. – Понимаешь, Кейр, иногда надо поступать не по справедливости, а по милосердию.

– По-твоему, милосердие лучше? – уточнил Гиз, то ли посмеиваясь, то ли всерьез озадачившись моим поступком.

– Не знаю, – честно ответила я. – Только сам посуди, каждому в жизни случается ошибиться, нет безупречных и непричастных, намеренно или случайно любой совершает то, о чем приходится жалеть. Если все наши поступки взвешиваются на весах где-то наверху, то какой бы вы сами предпочли суд: справедливый или милосердный?