Дверь медленно и тихо закрылась за ее спиной. Девушка стояла в кромешной тьме и ощущала, как страх постепенно сковывает ее по рукам и ногам. Вот он уже добрался до самого горла, и теперь она, даже если бы и очень захотела, не смогла бы произнести ни звука. Тьма казалась живой и плотной, и что-то жуткое и опасное неумолимо собиралось позади нее. Она уже чувствовала чье-то холодное дыхание на своей шее и с ужасом ждала, что кто-то или что-то вот-вот коснется ее плеча. Боясь обернуться, она стояла еле жива.

Внезапно в комнате начало светлеть. Через несколько секунд Изабелла уже четко видела лучи света, пробивающиеся сквозь щели нижнего шкафа буфета. Дверцы распахнулись, и яркий резкий свет, ворвавшись во мрак комнаты, ослепил ее. Она зажмурилась.

– Добро пожаловать домой, дорогая! – услышала она такой знакомый, такой родной голос.

– Мама!..

Изабелла резко открыла глаза и тут же вновь зажмурилась: нет не от яркого солнца, которое беззаботно сияло на чистом, без единого облачка небе (и это в Подмосковье в самом начале лета!) – прямо перед собой она увидела огромную чешуйчатую морду.

Тысяча мыслей пролетели у нее в голове: "Я сплю!.. Я умерла и попала в Ад!.. Я лежу в коме и мне мерещатся всякие ужасы! С чего это вдруг мне умирать?! Или впадать в кому?!Как я могла ни с того, ни с сего уснуть по среди дня? Меня убили…"

Она не успела додумать ни одной из этих мыслей до конца, кто-то нежно коснулся ее волос и тихо прошептал на ухо те самые слова, что знали только она и мама:

– Ты и я, и вместе мы – сила! Вместе мы всех одолеем и никому не сдадимся!

Изабелла приоткрыла один глаз, затем второй и, закричав от радости, повисла на шее у матери. Да-да! Это была ее мама. Ее самая любимая, самая родная, самая замечательная мама! И ничего, что она была как-то странно одета: облегающий тело красный кожаный комбинезон, высокие ботфорты, длинные, выше локтей перчатки. Мама сняла одну из них и погладила дочь по голове.

Когда первые восторги от встречи прошли, Изабелла изумленно огляделась по сторонам. То место, где они находились, даже отдаленно не напоминало Подмосковье. Скорее каким-то невероятным образом она очутилась где-то на Кавказе или еще дальше: в Гималаях или Кордельерах каких-нибудь. В любом случае, это были горы. Они были повсюду, насколько хватало глаз: большие и маленькие, голые неприступные скалы и поросшее лесом вершины. Они с мамой стояли на горном плато, щедро заросшем густой травой.

– Значит, я все-таки умерла? Сюда попадают люди после смерти? – заглядывая в глаза маме, тихо проговорила Изабелла. – Ведь и ты тоже…

– Нет, детка, нет! И ты, и я – мы вернулись домой! Мы с тобой принадлежим этому миру!

– Этому миру… Какому миру?

– Тому, где я родилась и где должна была всегда жить. Быть тем, кто я есть…

– Кто ты есть… Ты – моя мама! Мама! Ты понимаешь?

– Да, детка, да! Именно поэтому я так долго жила в том мире, где родила тебя…

– Долго?! Ты… ушла, когда я была еще маленькой! Еще ребенком! Ты оставила меня! Ты… умерла!

Изабелла сама испугалась этого слова. Никогда она не произносила его вслух. Это она однажды солнечным летним утром обнаружила маму мертвой в загородном доме. Это она потеряла сознание, когда гроб опускали в могилу. Это она сидела во главе стола вместе с отцом, а все родные и знакомые говорили о том, каким хорошим человеком была ее мама. Но даже после всего этого, говоря о маме, она упрямо твердила: "Ушла…" и вот теперь…

– Прости меня… если сможешь… Я больше не могла оставаться там и не могла взять тебя с собой. Переход в иной мир до совершеннолетия для таких, как мы, чреват разными опасностями, болезнями, травмами… Ты родилась в том мире и должна была стать взрослой, прежде чем посетить мой мир, – мама смахнула слезу и поцеловала дочь в лоб. Изабелла прижалась к ее плечу и крепко обхватила ее обеими руками. Ей хотелось стоять вот так, всю вечность и никогда-никогда не расставаться с мамой. Без разницы в каком мире это будет. Даже если она сама умерла, даже если она лежит где-то в коме, и все это ей только мерещится. Может, это как раз и есть любовь?