– Василий, послухай…

Боев приподнял голову и увидел Еремея Андронова. Казак лежал на животе, а на спине, разорванной осколками, расплылось кровавое пятно.

– Васька, послухай меня, – схватил его за руку умирающий. – Я всё… Мертвяк я, Васька. А ты жив и долго жить будешь. Просьбу мою исполни, Васька…

– Эй, чего ты, не помирай, мать твою! Ты же… – Василий не нашёлся, что сказать.

Молодой, очень красивый казак, земляк к тому же, погибал рядом, и уже ничем нельзя было ему помочь. И он не мог отказать ему в последней просьбе.

– Васька, жинка у меня молодая, знаешь же, – зашептал умирающий. – Передай ей, что я не трусом помер. Ты же знаешь меня, Васька. Я же никогда не сгибал головы под пулями и не показывал врагу спину. Я же…

– Знаю-знаю, – едва сдерживая слёзы, сказал Василий. – Ты геройский казак, Ерёма. Ты…

– Она, Варвара моя, самая красивая в станице. Ты же знаешь об том, Васька…

– Спорить не буду, самая, – вздохнул Василий. – Я и батьку её знал, безвременно умершего.

– А я души в ней не чаял, Васька, – сказал умирающий, и Боев заметил, как блеснули слёзы в его глазах. – Она же… она же…

– Ты ещё её увидишь и приголубишь, – пытался утешить Василий. – Ты, Ерёма…

– Нет, не говори ничего, меня послухай, – прошептал тот из последних сил. – Как помру, крестик мой сними и супруге передай моей любимой. И наказ передай: пусть во вдовах не засиживается. Меня уже не вернёшь, а она… Пусть только о сынишке заботится. Васька, клятву дай, что самолично проследишь за…

Он умер, не закончив фразы, и Василий, закрыв покойному глаза, снял с него серебряный крестик.

– Эй, Боев? – позвал его кто-то. – К нам, в овраг, сползай, покуда жив ещё.

Василий обернулся и, не мешкая ни минуты, пополз к оврагу и вскоре оказался среди выбравшихся из-под артобстрела.

3.

Канонада стихла, но казаки не спешили покидать своё убежище. Мало ли чего? Они приготовили оружие и затаились в ожидании.

– Сколько нас? – спросил есаул, угрюмо глядя на остатки сотни.

– Э-э-эх, больше половины полегло, – ответил кто-то. – Было сто пятьдесят, а осталось шестьдесят восемь.

– Интересно, кто по нам из орудий палил? – сказал ещё кто-то. – Красные или наши?

– А ты пойди и спроси, – зло огрызнулся есаул. – Сейчас они сами подойдут, чтобы поглядеть на дело рук своих поганых, вот тогда всё и выяснится.

С оружием в руках казаки долго ждали тех, кто обрушил на их головы лавину огня, но враг, видимо, ушёл.

– Догнать бы их да и порубить в капусту, – высказался кто-то. – За братов наших павших, за…

– Покуда ты их догонять будешь, они успеют развернуть орудия, – ухмыльнулся есаул, разглядывая в бинокль уходящую батарею. – Нас сейчас шестьдесят восемь, а может случиться так, что и оставшиеся все поляжем. Так что есть ещё у кого желание преследовать врага?

Угрюмое молчание было ответом на его вопрос, и есаул, скрипнув зубами, снова поднёс к глазам бинокль.

Чуть позже казаки прошлись по изрытому воронками от взрывов участку. Всюду перемешанный с кровью, землёй и фрагментами человеческих тел снег. Страшное зрелище!

Раненых найдено не было. С трудом выкопав в мёрзлой земле большую яму, казаки сложили в неё трупы своих товарищей.

– Всё, что могли, браты, – сказал дрожащим голосом есаул, сняв с головы папаху. – Не могём мы тела ваши домой отвезти, вы уж нас простите. Самим бы живыми добраться. Но вы уже дома, перед ликом Господа нашего Иисуса Христа, пребываете. Простите нас и прощайте. Да пусть земля эта сибирская будет для вас пухом.

Сняв шапки и глотая слёзы, казаки помолились у могилы павших земляков и вернулись в овраг, к своим коням.