– Не может быть, – сказал я нашим ручным колдунам.

Одноглазый уже вернулся. Одной рукой помогая устоять Хрипатому, которого, похоже, скрючил приступ астмы одновременно с разыгравшейся чахоткой, в другой он держал нечто вроде жерди, завернутой в тряпки.

– Это не могут быть Костоправ с Госпожой, – заявил я. – Они оба погибли у меня на глазах.

Горстка всадников приближалась к городу. И среди них сгусток тьмы, то есть не кто иной, как Тенекрут. Он был очень сильно занят – отбивался от розовых светляков, что роились вокруг.

Южане, сообразив, что хозяин возвращается в дурном расположении духа, возобновили атаку.

– Не знаю, не знаю, – протянул Гоблин, судя по голосу, совершенно протрезвевший от страха. – Того, который в доспехе Жизнедава, я вообще не ощущаю. Хотя мощь у него потрясающая.

– Госпожа лишилась сил, – напомнил я.

– А другой воспринимается совсем как Костоправ.

Не может быть…

– Могаба… – наконец выдавил Хрипатый.

Несколько братьев брезгливо сплюнули при упоминании этого имени. У всех, похоже, сложилось одинаково нелестное мнение о нашем бесстрашном предводителе.

К отряду Тенекрута протянулась извилистая розовая нить. Колдуну удалось ее отбить, однако половину его отряда будто корова языком слизнула. Во все стороны разлетелись ошметки тел.

– Вашу мамашу!.. – вырвалось у кого-то.

И эта краткая реплика с исключительной точностью описывала общее настроение.

– Могаба… – пролаял Хрипатый, – желает знать… не можем ли мы… прислать пару сотен бойцов… для отражения… проникшего в город противника?

– Эта сволочь нас за дураков держит?! – рявкнул Ваше Сиятельство.

– Или не знает эта жена верблюда, что мы теперь против нее? – осведомился Гоблин.

– А с чего бы ему думать, что мы его подозреваем? Он же такого высокого мнения о своих мозгах.

– По-моему, смешно, – сказал Бадья. – Хотел нас обжулить – и собственной задницей в пращу зарядился. А теперь не сможет освободиться, пока мы эту пращу не раскрутим.

– Гоблин, что затевает Одноглазый? – спросил я.

Одноглазый и Лофтус возились с баллистой. Под ногами у них валялись тряпки, а на ложе покоилось грозного вида черное копье.

– Не знаю.

Я оглянулся на ближайшие ворота. Оттуда нас могли видеть дозорные нары. Если отвечу, что мы слишком ослабли и помочь не в состоянии, Могаба уличит меня во лжи.

– Кто-нибудь возьмется меня убедить, что нам необходимо выручить Могабу? – спросил я.

Чтобы удержать наш участок, у меня, помимо Старой Команды, имелось шестьсот таглиосских легионеров, остатки войска Госпожи. Да еще неизвестное, по причине постоянной текучки, количество освобожденных рабов, бывших военнопленных и наиболее амбициозных джайкури.

Все отвечали отрицательно. Помогать Могабе не желал никто. Приблизившись к баллистам, я спросил:

– А как насчет того, чтобы сделать это ради спасения собственной шкуры? Если Могабу растопчут, мы останемся одни против всей армии тенеземцев. – Я оглянулся на ворота. – К тому же вон те ребята видят все, чем мы тут занимаемся.

Гоблин проследил за моим взглядом и потряс головой, выгоняя хмель:

– Надо обдумать.

Я уже стоял возле Одноглазого:

– Что это тут у тебя?

– Да так, пустячок. – Одноглазый с гордостью указал на копье. – Смастерил на досуге.

– Жутко выглядит.

Приятно уже то, что он сделал нечто полезное, не дожидаясь особых распоряжений.

Где-то раздобыв жердь черного дерева, Одноглазый провозился с ней много часов. Древко было испещрено непостижимыми миниатюрными сценками и буквами неизвестного мне языка. Наконечник был так же черен, как и древко, – на вороненой стали колдун искусно вытравил серебряные руны. Древко было даже тонировано, но совсем слабо, приглядываться надо, чтобы заметить.