– Опять на рыбалку? – заглянула в комнату проснувшаяся мама, – Одну не пущу! – но Сашины шаги уже стихли за дверью.
Тучи затянули весь горизонт, на западе в стороне Волги небо резко озарялось сполохами грозы. Не выспавшиеся лица ребят белели в угрюмой тишине спящей улицы.
– Первым в колодец полезу я, – Женя забрал веревки и фонарь. Голос звучал хрипло. – Коля меня сверху будет подстраховывать, а ты, Саша, если кто подойдет, будешь отвлекать. Скажешь – мяч футбольный нечаянно уронили.
Они оттащили в сторону ржавый лист железа, шифер, закрывавшие остатки деревянного сруба. Сразу потянуло запахом несвежей застоявшейся воды. Женя закрепил толстый канат, который Колька взял дома без спроса, вокруг корявого ствола огромного тополя, выросшего рядом, бросил конец в темное отверстие. Сняв куртку, обвязался для страховки вокруг пояса бельевой веревкой.
– Ну, я пошел! Саша! Посвети! – он опустил ноги в колодец, сидя, стал примерять расстояние между стенками шершавого потемневшего от времени сруба. Желтый круг от фонаря осветил толстые, источенные временем бревна сосны или лиственницы.
– Костюм спортивный пропал, – вздохнул Коля, когда Женя, упираясь спиной и ногами, вися на канате, сделал первые шаги по стене, – ты смотри на бревна, там должна быть дверца или дыра. И в воду не свались!
– Саша, опусти мне сюда фонарь пониже, – скомандовал Женя, и Саша начала торопливо опускать фонарь, кашляя, – надышалась керосинового чада.
– Стоп! Придержи фонарь! – Женин голос звучал глухо, бесцветно. – Никакой дверцы и дыры тут нет, хотя хорошо виден водораздел – снизу черная, совершенно гнилая стенка. Я сейчас попробую повернуться и посмотрю, что за спиной.
– Повернуться ему надо, а вдруг бревно на голову свалится? – заворчал Коля.
Уже совсем рассвело. Вид парка был неприглядный. Низина посреди села заросла высокими кленами, тополями и зеленела, благодаря запасам весеннего половодья, когда по улицам сюда сбегали десятки ручьев.
Колодец, вернее то, что от него осталось, стоял повыше, на отшибе, за зданием клуба. От сруба осталось венца два, не было навеса, ворота, хотя Саша помнила, что когда-то здесь висело на толстой кованой цепи ржавое ведро.
– Я тут на какой-то балке стою, – донеслось снизу, – вода вся в тине, про запахи – вообще молчу!
– Женька, давай сворачиваться, а то застукают нас тут мужики…
– Постой, – вдруг перебил Женя, – Саша, опусти фонарь пониже, а то он мне всю щеку сожжет. Ребята, тут вроде дверца! Прямоугольник из другого материала! Из доски! Топор нужен. Сейчас попробую ногой, – снизу раздались глухие удары.
– Женя, осторожнее! – крикнула Саша в какую-то нереальную жуткую тьму. Когда прибежала к колодцу, в азарте первых минут было жарко, а тут напала противная икота и нервная дрожь. Саша несколько раз глубоко вздохнула, постаралась подольше задержать дыхание, но ничего не помогло.
– Ты чего дрожишь? – Колька сплюнул. – Смотри, на Женьку фонарь не урони, а то придется его тушить.
И, словно подслушав, старый фонарь вдруг закоптил черно-красным светом и потух.
– Женька, вылезай! Уже коров гонят! – Колька несколько раз дернул веревку. Саша вытащила потухший фонарь. Они с Колей попытались потянуть канат вверх, но безрезультатно. Женька был неподъемно тяжелым.
– Придется родителей звать. Твой отец дома? А мой меня прибьет за то, что канат без спроса взял! – они оба стукнулись головами, когда одновременно заглянули в глубину. – Когда-нибудь породнимся! Примета такая есть! Мать говорила! Женька, попробуй по стенке ногами – как туда, теперь обратно!
Они следили, как Женя, подтягиваясь, как в спортзале, медленно поднимался вверх.