После полуночи густые облака унесло ветром, и на небе наконец-то появилась луна – красноватая из-за носившейся в воздухе гари и пылавших тут и там пожарищ.

Посередине стального моста стояли двое мужчин. Внизу, под мостом, в грязной воде колыхалось отражение безобразных руин, этих неразлучных спутников непрекращающейся войны.

– Дело сделано, – сказал один. – Халид Мурат убит, причем таким образом, чтобы это вызвало максимальный эффект.

– Другого я от вас и не ожидал, Хан, – ответил второй мужчина. – Кстати, не задумывались ли вы о том, что своей непревзойденной репутацией вы во многом обязаны тем заказам, которые получаете от меня?

Говоривший был выше убийцы на добрых полголовы – длинноногий и с широкими квадратными плечами. Единственной деталью, которая портила его внешность, была странная – блестящая и абсолютно лишенная волос – кожа на левой стороне лица и шеи. Этот человек обладал харизмой прирожденного лидера, человека, с которым не рекомендуется шутить. Было очевидно, что он одинаково свободно чувствует себя и в коридорах высшей власти, и на публичных собраниях, и на бандитских сходках.

Перед внутренним взглядом Хана все еще стояли глаза Мурата в момент его смерти. Каждый человек, умирая, смотрит совершенно особым образом. Хан давно уяснил, что иначе и быть не может, поскольку жизнь каждого человека уникальна, и, хотя все люди грешны, эта греховность накладывает на каждого свой, особый отпечаток – неповторимый, словно узор снежинки. Что было в предсмертном взгляде Мурата? По крайней мере, не страх, это уж точно. Удивление? Да. Ненависть? Несомненно. Но было и что-то другое, спрятанное еще глубже, – сожаление о том, что остается незаконченным дело всей его жизни. Хан подумал, что расшифровать предсмертный взгляд человека, наверное, не удастся никогда и никому. Интересно, догадался ли Мурат, что стал жертвой предательства? Понял ли он, кто заказал его убийство?

Хан поднял глаза на Степана Спалко, протягивавшего ему конверт, набитый деньгами.

– Ваш гонорар, – сказал тот. – И вдобавок премия.

– Премия? – Поскольку речь зашла о деньгах, внимание Хана моментально переключилось на эту новую тему. – Насчет премии уговора не было.

Спалко лишь пожал плечами. В рыжеватом лунном свете его щека и шея напоминали кровавую рану.

– Халид Мурат стал двадцать пятым заказом, который вы от меня получили, так что можете считать это подарком по случаю юбилея.

– Вы чрезвычайно щедры, господин Спалко. – Хан сунул конверт в карман, даже не заглянув внутрь. Это было бы невежливо.

– К чему эти церемонии? Называйте меня просто Степаном. Ведь я же называю вас Ханом.

– Это разные вещи.

– Что вы имеете в виду?

Хан стоял неподвижно. Вокруг них начала сгущаться тишина. Она проникала внутрь его, заставляя его выглядеть выше и мощнее.

– Я не обязан исповедоваться перед вами, господин Спалко.

– Да будет, будет вам! – ответил Спалко, сопроводив свои слова успокаивающим жестом. – Мы ведь с вами не чужие люди, если делим тайны столь интимного характера.

Тишина, казалось, стала осязаемой. Где-то на окраине Грозного ночь разорвал мощный взрыв, а следом за ним послышалась автоматная стрельба, походившая издалека на хлопки пистонов в игрушечных детских пистолетах.

Через какое-то время Хан заговорил:

– Находясь в джунглях, я усвоил два урока, цена которым – жизнь или смерть. Первый: не доверять никому, кроме самого себя. И второй: постоянно наблюдать за всеми, даже самыми незначительными людьми, имеющими хоть какое-то влияние в цивилизованном мире, поскольку умение определить свое место в этом мире – единственная возможность оградить себя от анархии джунглей.