– Полагаю, нам лучше побеседовать в моем кабинете.

После этого он провел Борна через дверь, ведущую в глубь ателье, за которой начинался пыльный коридор, переходящий в длинную и узкую лестницу. Кабинет не представлял собой ничего особенного: квадратная комната с вытертым линолеумом, голыми трубами от пола до потолка, заляпанным металлическим письменным столом зеленого цвета, крутящимся стулом, двумя дешевыми железными ящиками для документов и грудами картонных коробок. Изо всех углов исходил запах плесени, словно из болота, наполненного гниющими стволами. Позади стола располагалось маленькое квадратное оконце – настолько грязное, что через него невозможно было рассмотреть даже аллею, на которую оно выходило.

Файн подошел к столу и выдвинул один из ящиков.

– Выпьете что-нибудь?

– Вроде бы рановато для выпивки, – ответил Борн, – вам не кажется?

– Да, – пробормотал Файн, – пожалуй, вы правы. Но если вы не хотите выпить, я могу угостить вас вот этим. – Резким движением он выхватил из ящика пистолет и направил его в грудь Борна. – Пуля не убьет вас сразу, но, истекая кровью, вы будете жалеть об этом.

– Не стоит так горячиться, – равнодушным тоном проговорил Борн.

– Стоит, еще как стоит! – возразил портной. От волнения его зрачки сошлись у переносицы – так, что это стало похоже на косоглазие. – Конклин мертв, и, как я слышал, на тот свет его отправили именно вы.

– Нет, – ответил Борн, – это сделал не я.

– Валяйте, выкручивайтесь! Главное – все отрицать. Ведь именно так вас учат в ваших шпионских школах? – На лице портного появилась хитрая усмешка. – Садитесь, мистер Вебб… или Борн, или как вы называете себя сегодня?

Борн посмотрел Файну в глаза.

– Вы из агентства?

– Вовсе нет, я – сам по себе. Если только Алекс не рассказал им, я думаю, вряд ли кто-нибудь в агентстве вообще подозревает о моем существовании. – Улыбка на лице портного разъехалась чуть ли не до ушей. – Именно поэтому я и был первым, к кому пришел Алекс.

Борн кивнул.

– Именно об этом мне и хотелось бы услышать.

– Не сомневаюсь! – хмыкнул Файн и потянулся к телефону на своем столе. – Но, с другой стороны, когда до вас доберутся ваши коллеги и станут задавать вам множество разных вопросов, у вас, боюсь, останется слишком мало времени, чтобы интересоваться любыми другими вещами.

– Не делайте этого! – резко приказал Борн.

Файн застыл, не выпуская трубки:

– Почему?

– Я не убивал Алекса. Наоборот, я пытаюсь выяснить, кто это сделал.

– Нет, это сделали именно вы. Газеты пишут, что в момент убийства вы находились в его доме. Вы видели там кого-нибудь еще?

– Нет, но к тому времени, когда я приехал туда, Алекс и Мо были уже мертвы.

– Вранье! Не понимаю только, за что вы их пришили. Может, из-за доктора Шиффера?

– Никогда не слышал ни о каком докторе Шиффере.

Портной хрипло засмеялся.

– Опять вранье! Вы, поди, ничего не слышали и об АПРОП? Так я вам и поверил!

– Отчего же! Об этих-то я как раз наслышан. Это ведь Агентство перспективных разработок в области оборонных проектов, не так ли? Доктор Шиффер работал именно там?

– Ну все, довольно! – выдохнул Файн и с гримасой отвращения стал набирать номер на телефонном аппарате. В то мгновение, когда он перевел взгляд на диск телефона, Борн бросился на него.

Директор ЦРУ находился в просторном угловом кабинете, разговаривая по телефону с Джеми Халлом. Через окно лился ослепительный солнечный свет, от которого яркие узоры ковра переливались, словно драгоценные камни. Однако эта феерическая игра цветов не производила на Директора никакого впечатления. Он по-прежнему пребывал в отвратительном расположении духа. Невидящим взглядом Старик смотрел на фотографии, где он был запечатлен с разными президентами Соединенных Штатов в Овальном кабинете, с лидерами иностранных государств в Париже, Бонне и Дакаре, со звездами шоу-бизнеса в Лос-Анджелесе и Лас-Вегасе, с евангелистскими проповедниками в Атланте и Солт-Лейк-Сити и даже, как ни абсурдно, с тибетским далай-ламой – вечно улыбающимся и в неизменном одеянии ярко-оранжевого цвета – во время его визита в Нью-Йорк. Созерцание этих картинок не только не улучшило настроение Директора, но, наоборот, заставило его еще более остро ощутить груз прожитых лет, тяжелым камнем пригибающих к земле.