Что ж, по крайней мере, у его противника есть не только голос, но и лицо.

«Я бы мог убить тебя сейчас, но я не стану. Я сделаю это позже, на свету, чтобы смотреть в твои глаза, когда ты будешь умирать».

Штаб-квартира «Гуманистов без границ» – международной организации по защите прав человека, широко известной в мире в связи с ее гуманитарной и благотворительной деятельностью, – располагалась на густо поросшем зеленью западном склоне горы Геллерт в Будапеште. От вида, открывавшегося с этой высоты, захватывало дух, и, любуясь им сквозь зеркальные окна, Степан Спалко воображал, что весь город вместе с Дунаем лежит у его ног.

Он встал с кресла, обошел свой массивный письменный стол и сел на обтянутый кожей стул – лицом к лицу с темнокожим президентом Кении. Вдоль двери в кабинет, сложив руки за спиной, стояли телохранители президента с отсутствующим выражением на лицах, свойственным всем людям этой профессии. На стене над их головами красовался барельеф: зеленый крест в раскрытой человеческой ладони – известный во всем мире герб «Гуманистов».

Президента звали Джомо. Он принадлежал к кикуйю, самому большому этническому племени в Кении, и являлся прямым потомком Джомо Кениата, первого президента республики. Как и его знаменитого предка, нынешнего президента нужно было называть мзее, так на языке суахили обращаются к уважаемому и почтенному человеку. Между собеседниками стоял уникальный серебряный столик XVIII века, украшенный изысканным орнаментом, а на нем – чашки, наполненные ароматным чаем, бисквиты и маленькие, изысканно приготовленные канапе на хрустальном блюде. Мужчины разговаривали негромкими ровными голосами.

– Даже не знаю, как вас благодарить за ту неслыханную щедрость, которую лично вы и ваша организация проявили по отношению к нам, – сказал Джомо. Он сидел очень прямо, не прикасаясь к мягкой плюшевой спинке стула. Время и жизнь лишили лицо этого человека значительной части той живости, которая была присуща ему в молодости. Обманчивый глянец его темной кожи не мог скрыть предательской бледности. Его черты зачерствели и ожесточились от невзгод, решимость во что бы то ни стало выполнить возложенную на него миссию наложила на них отпечаток обреченности. Иными словами, Джомо чем-то напоминал воина, который слишком долго пробыл в осажденной крепости. Его колени были прижаты друг к другу, ноги согнуты под прямым углом. В руке президент сжимал длинную инкрустированную шкатулку из полированного африканского палисандра. Почти застенчиво он протянул ее Спалко.

– Примите этот дар в знак искренней и глубочайшей благодарности от имени всего кенийского народа.

– Благодарю вас, господин президент. Вы чрезмерно добры, – с изысканной вежливостью ответил Спалко.

– Нет, если уж кто и добр, то это вы. – Джомо с интересом следил за тем, как Спалко открывает шкатулку. Внутри ее оказался кинжал с плоским лезвием и камень почти овальной формы, но с плоскими торцевыми сторонами.

– Боже милостивый, неужели это – священный камень гитати?

– Именно так, сэр, – произнес Джомо, весьма довольный тем, что его подарок произвел столь сильное впечатление. – Он – из моей родной деревни, из киамы, к которой я по-прежнему принадлежу.

Спалко знал, что Джомо подразумевает совет старейшин. Гитати имели огромное значение для членов племени. Когда между членами совета возникал спор, который не мог быть разрешен обычными средствами, на этом камне приносили клятву. Спалко взялся за рукоять кинжала, вырезанную из сердолика. Он тоже имел важное ритуальное значение. В том случае, если от исхода спора зависела жизнь или смерть, лезвие этого кинжала раскаляли на огне, а затем прикладывали к языкам спорщиков. Тот, у кого впоследствии на языке появлялось больше волдырей, признавался неправым и, следовательно, виновным.