створка окошка. Рука просунула сквозь щель бумагу – сложенный

вчетверо мятый листок.

– От матери, – прошептал тот же голос. – Добивается свидания… Просила передать, чтоб никаких признательных показаний

не давал… Остальное там, в письме…

Женя читал письмо, перечитывал, медленно рвал его на мелкие

кусочки и бросал в унитаз.

Прислушался. Размеренные шаги охранника успокоили его.

Он спустил воду и лёг на кровать. Спать уже не мог. Лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок.

Воспоминание Жени. Комната в доме деда.

…Узкая щель в двери.

Сквозь неё мальчику удаётся увидеть лишь небольшую часть

дедовского кабинета и самого деда, да и то не полностью: только

16

со спины – одно плечо, часть крупной седой головы и рука, в которой он держит на специальной булавке большую чёрную бабочку

с красной каймой на крыльях.

Женя осторожно толкает дверь – так, чтобы она вдруг

не скрипнула. Это ему удаётся, и тогда он видит мать.

– Это мой единственный внук, – говорит с расстановкой

дед, – и я не дам его в обиду… никому… Запомни – никому, хоть матери… хоть отцу… Особенно отцу… Ты меня поняла?

Мать сделала несколько шагов в сторону, исчезла из видимости, потом снова появилась, а когда опять отошла, Женя услышал её голос:

– И ты запомни, отец, это – мой дом, моя семья, мой сын… и я никому не позволю вмешиваться в мои дела. Даже тебе. Ты меня понял?

Наступила тишина.

Вдруг, опрокинув стул, резко поднялся дед, и тоже, то исчезая, то появляясь в проёме двери, стал метаться из стороны в сторону

широкими, быстрыми шагами. Было слышно его тяжёлое дыхание.

И только потом он остановился, крикнул громовым голосом:

– Что? Ты это кому? Мне? Вон отсюда! И чтоб ноги твоей

здесь больше не было! Вон! И боксёра твоего тоже… чтоб не

видел!

А мальчика ещё хоть раз коснётесь пальцем, отдам под суд… И прав

лишу! Всё! Свободна!

– …Подожди, отец, ты же сам меня учил…

Тут к Жене сзади неслышно подошла Ангора, схватила его

за плечо, оттолкнула в сторону, прикрыла дверь.

– Подслушивать и подглядывать нехорошо. Ступай во двор.

Шишек набери самовар растопить…

Перед тем как выйти из комнаты мальчик обернулся и успел

заметить, как бабушка достала из комода несколько купюр и положила в сумочку дочери…

Двор перед домом деда.

…Он неохотно копался под елью, выковыривал из высокой, начинающей уже желтеть травы рассохшиеся шишки, складывал

аккуратной горкой…

…Дед идет по выложенной плиткой дорожке в сторону уже на-крытого в саду под яблоней стола. Там его ждут Женя с бабушкой. На

столе – большой, пузатый, начищенный до блеска настоящий

тульский самовар-угольник с надетой сверху изогнутой трубой, 17

из которой, как и положено, струится ароматный еловый дымок.

Увидев деда, мальчик вскочил из-за стола и побежал ему навстречу.

Дед поднял ребенка на руки, подержал на весу, опустил, чмокнул в макушку:

– Ну, что, герой, набегался? – поставил на землю, слегка шлеп-нул по заднице. – Давай за стол.

…Чувствуется, что дед отдыхает после напряженного дня.

На столе, кроме блинов, варенья и творога, стоит самодельная на-ливка. Он выпивает рюмку, берет блин, заворачивает в него свежий

огурец, смазывает все это медом и очень аппетитно отправляет

такой бутерброд в рот. С чувством, с расстановкой…

– Ишь, придумал… – добродушно ворчит жена

– А ты попробуй… хочешь? – смеётся. – Ко всему в жизни

надо подходить творчески… с вдохновением…

– …С вдохновением… – добродушно ворчит жена. – И откуда оно

у тебя только берётся? С утра до ночи торчишь на своём «ящике»…

– Вдохновение – от Бога, – смеётся

дед. Женя внимательно смотрит на деда.

– Что ты так на меня смотришь? – заметив его