из опер.

– Не люблю я эту современную трескотню, – словно оправдываясь, говорит он. – Души никакой, а слова… ужас… – и

снова продолжает: «… Я люблю вас, Ольга… Я люблю вас, Ольга»… Чув- ствуешь? Или вот это: «Что день грядущий мне

готовит… Его мой взор напрасно ловит»…

Андрей смотрит, как ловко Женя управляется с мотоциклом, улыбается.

– Что это? – спрашивает он потом, поднимая с земли деталь.

– Звёздочка, – уверенно отвечает Женя.

– Точно, она. А какая?

– Ведущая.

– Молодец. Шурупишь здорово. Ставь её на место.

– Хотите, вслепую? – спрашивает Женя.

– Попижонить? Ну, давай…

Женя продолжает работу с закрытыми глазами.

– Вот это да… ученик… ну ты даёшь…

– Опять разборка-сборка? – интересуется, проходя мимо, 35

сосед. – Когда же вы на нём ездить-то будете?

– А это интереснее. Ездить каждый дурак может…

– отвечает Андрей.

И всё же, когда ремонт закончен, они заводят мотор и лихо

выезжают со двора. За рулём Андрей, Женя – за ним…

Шоссе за городом.

Мотоцикл мчится на приличной скорости.

Но теперь за рулём – Женя…

Андрей сидит сзади, крепко обняв Женю, и поёт во всё горло:

«…О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить»…

Женя улыбается…

Школа. Актовый зал.

Школа. Идёт репетиция спектакля. На этот раз, видимо, гене-ральная. Это заметно по одежде актёров. Диман – в чёрном костюме (явно с чужого плеча), на рукаве – свастика, в глазу монокль, который он удерживает с трудом. Лица молодогвардейцев в крови

(вишнёвый сироп), одежда изорвана в клочья. Они стоят, прижавшись друг к другу.

– …Увести! – кричит Диман, и трое других гестаповцев прини-маются вырывать из строя ребят, несмотря на их отчаянное сопротивление.

Одна из девочек (типаж Любки Шевцовой) запевает «Интернационал». Её поддерживают товарищи. Затем – и это, видимо, главная задумка режиссёра – им начинают подпевать зрители, которым подаёт знак пышногрудая пионерка Мальцева (пока что это

только 10 – 15 учеников, двое учителей – девушка в спортивной

форме и пожилой человек с орденской колодкой на пиджаке, врач, уборщица в синем халате).

Двое ребят из младших классов закрывают занавес. Один

из них при этом падает, сорвав с колец часть материи.

Несмотря на это, Иван Петрович, директор школы (человек

с большим животом и привычкой дёргать себя при разговоре

за мочку уха, в то же время громко причмокивая) аплодирует

и хлопает по плечу Вадима – режиссёра спектакля.

– Браво, Дунаев, у тебя талант… Получилось лучше, чем

в кино… Есть, конечно, шероховатости (смотрит на мальчика, 36

порвавшего занавес), но это ничего… Готовьтесь… – и уже тише, одному только Вадиму: – Всех наградим грамотами…

Дом деда. Комната Жени. Мансарда.

Женя сидит за уроками. Звонит телефон. Долгие гудки. Бабушки нет дома, и Женя идёт в холл, поднимает трубку.

– Женечка! – кричит мать. – Я одна… не знаю, что делать…

– Что случилось?

– Тут такой ужас! Я в шоке!

– Мама! Что с тобой? Что случилось, скажи?

– Это не по телефону… У меня беда… с Андреем… Беги сюда…

Если можешь…

Квартира матери.

…Андрей сидел на холодильнике с топором в руках.

Ещё с порога Женя слышал его крик:

– Всё! Конец твоему генералу! Узнает он у меня, как чужих жён..!

– Андрюша… ну отдай топор… я тебя прошу… Зачем тебе топор?

– без всякой надежды повторяла мать.

Увидев Женю, Андрей немного поутих, на что мать и рассчи-тывала. Кричать перестал и решил объяснить ему суть ситуации

спокойно, на его взгляд убедительно. Но топор по-прежнему из рук

не выпускал…

– …Ты пойми… Я прихожу – а он у нас на диване… Я опять

прихожу… а он опять на диване… Сколько можно? Он думает, что

если генерал, то всё ему разрешено?! Пусть только покажется