Крадучись бесшумной – что совершенно не вязалось с внушительной комплекцией – походкой, Клаус добрался до жилых кают, и с этого момента каждый его шаг сопровождался разноголосым храпом вперемешку с невнятным бормотанием, что доносились из-за дверей. Так, невольно вслушиваясь в эти полубредовые сонные причитания, состоявшие в основном из жалоб на тягости военно-морской службы да навязчивого желания узнать цвет белья прекрасной леди Элизабет, он вскоре оказался подле двери последней. Тихонько приоткрыл её, не издавая ни единого скрипа, и по-кошачьи прошмыгнул внутрь.
С порога лицо пирата приятно обласкал прохладный морской бриз, что сквозняком забрался в каюту через настежь распахнутый иллюминатор и теперь безнаказанно здесь хозяйничал. Теребил невесомую вуаль бежевых штор, шелестел желтоватыми листами бумаги, исписанными чернильными вереницами слов, проказливо подталкивая их к краю украшенного строгой резьбой рабочего стола, раздувал полог, за которым располагалось спальное место. Осторожно обогнув продолговатый столик для совещаний, окружённый роскошными креслами с отделанными кожей спинками и сидениями, Клаус неторопливо продвигался вдоль занявшего всю левую переборку высокого стеллажа. Он был доверху забит всякой всячиной, начиная от книг в дорогих переплётах и заканчивая присущей морскому промыслу различной атрибутикой. На одной из полок великан приметил несколько запечатлей-зеркалец19, окантованных изящными позолоченными рамочками под стать запечатлённым в них людям. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это родные Элизабет. На самом большом зеркальце их насчитывалось около дюжины, и все как на подбор: стройные, грациозные, в красивой одежде и с серьёзными выражениями на лицах. Ну просто образцовая семья богатеньких криолисов.
Дойдя наконец до обнесённого ажурными перилами помоста, на котором красовался тот самый рабочий стол, – так пафосно и так по-капитански, – Клаус быстренько перешагнул через ступеньку и прошёл до полога, отмечая про себя, что стоявшая на столе клетка, предназначенная для почтового голубя, пустует. Следовательно, беспечная дозорница уже давно отправила официальный запрос в клан десяток, в связи с чем и оставила иллюминатор открытым, дожидаясь вестей от своего пернатого гонца. Великан неодобрительно покачал головой и тихонько вошёл в покои Элизабет.
Девушка неподвижно лежала на широкой двухместной кровати, занимающей две трети всего пространства, и выглядела настолько умиротворённой, что Клаус невольно забеспокоился, а не опоздал ли часом, но подойдя ближе и внимательно всмотревшись в очертания хрупкого девичьего тела, укрытого лёгким одеялом, успокоился от вида размеренно вздымающейся груди и сопровождающего этот процесс негромкого сопения. Великан развернулся и уже собрался покинуть капитанскую каюту, чтобы затем дождаться появления убийцы снаружи, хорошенько так пристукнуть его по кучерявой балде да вышвырнуть за борт, как вдруг, то ли из-за того, что это было сделано неосмотрительно резко, отчего разболтавшаяся цепь на правом предплечье звонко брякнула звеньями, разбивая безмятежное спокойствие каюты, то ли из-за того, что госпоже Фортуне наскучило сопровождать пирата, и она отправилась на поиски нового счастливчика, заслуживающего горячее прикосновение её удачливых губ на собственной щеке, глаза Элизабет распахнулись. Она со скрипом села в кровати и повернула голову на непрошеного гостя.
– Дьявол… – одними губами чертыхнулся Клаус, видя как проясняется взгляд небесных глаз, как разрастаются от страха зрачки, как приоткрываются побледневшие губы, готовясь сорваться в истеричный крик. Всё-таки не имеет значения, могущественный ли ты криолис или же бравый капитан дозорников, в тот момент когда в твою спальню посреди ночи врывается оголённый по пояс здоровый детина, уязвлённая женская натура возьмёт вверх над всяким самообладанием.