Того стражника, что привел ко мне кузнеца умелого, описал я сполна князю нашему и просил милости от него, дать тому повышение, хотел я его старшим всей стражи назначить за внимание его к нуждам князевым.

Весь вечер сидел, переписывал начисто, ох, будет мне от князя милость великая. Посмотрел, что заполночь, то сложил листы в сундук кованый. До утра пусть полежат, сложатся.

Поутру вызвал я Булата, того стражника. Прочитал ему, то место, где хочу его старшим над всеми стражником поставити. И сказал ему, честь ему донести письмо это и передать в руки княжие. Поклонился в пояс мне, Булат стражник. Поблагодарил он меня за мое радение за его труды недостойные в управе нашей. И сказал он мне, что нет у меня слуги преданней.

Благословил я его в дорогу дальнюю. И сказал ему выбрать себе пять товарищей, ибо все, что везет он для процветания княжества нашего и не должно письмо и рисунки попасть в руки недобрые. Поклонился вдругорядь Булат стражник и сказал, что довезет в сохранности, есть у него товарищи верные. Передал я ему письма свои князю писанные и рисунки кузнецом малеванные. Дал ему лук диковинный и дал подорожную, чтоб помогали тому слуги княжие.

Кони были сыты и шли ходко. Дорога шла легкая вниз долиною. На торжище то все вверх езжать к перевалу горному.

Уж на подъезде стал Стрика останавливаться. Все кучей сбилися. Стал Стрика и говорит:

– Пришли забруды в Тутуран наш. Отгоните лошадей со скарбом в лес да схоронитеся.

Смотрю, Тём побледнел от слов этих, насупился, но слова не вымолвил. Стал он на деревню смотреть, пока я телегу разворачивал. Тут крик девичий и девица бежит по полю, а за нею забруды бегут озаруют. Еще бледнее стал Тём и вдруг вскочил на ноги и пошел забрудам на встречу.

Стали они насмехатися над хлебопашцем убогим раненным. Поднял кол тот и как начнет, колом тем забруд гонять побиваючи. Тут другие на крик выскочили ватагою. Человек сорок было их с оружием. И стали они Тёма в кольцо брать. Испугалися мы все сирые, что не будет кузнеца у нас ловкого, да что поделаешь, хоть товар схоронить справились.

А я стал, смотрю и вижу фигуру Тёмову. Задрожал он как припадочный, и голубым огнем глаза его засветилися, появился в руке его меч невиданный голубым пламенем охваченный. Остановилися озорники испугалися, а вожак их кричит «Так один он, без товарищей. Руби его братья по ребрышкам». И кинулись забруды на Тёма. А как отскочили, уж половины их не было. Половина ватаги лежала порублена. А Тём стоит, мечем покручивает: «Кто еще нападать надумалси, али мозги все повытекли, убирайтесь долой, а не станете, то вместе с дружками поляжете». Закричали забруды криком страшным и понеслись они, в разны стороны оружие и скарб награбленный роняючи.

Мы все вместе с забрудами страху натерпелися. Стоим окаменелые от ужаса этого. Двадцать тел вокруг кузнеца нарублено, а он стоит весь в крови мечом играючи. Но убежали забруды перепуганные, и стал огонь на мече Тёма гаснуть. Повернулся он к нам, а глаза уже нормальные человечьи, не горящие. После и меч в руке его растаял, как и не было его.

Подошел к нему Стрика и спросил:

– Ты кто Тём кузнец, не демон ли? Али демоном одержимый ты?

– Нет, дедушка, – сказал Тём, глаза потупивши, – да не было силы смотреть, как над людьми издеваются.

– Теперь убивцею стал ты, уж прости, но жить тяжко с убивцею. Идем, покаешься, святой отец грех убийства отпустит тебе неразумному.

– Нет, простите меня грешного хлебопашцы добрые, но не считаю себя убивцею так как они пришли незваными. И не дам я им воли творить бесчестие.