– Один к десяти соотношение сил. – Сказал Кладриэдь, видя мой заинтересованный взгляд. – И те, кто в меньшинстве победят, спорим.

– Это почему?

– У них есть пушки. Они поубивают больше половины своих соперников, как только те двинутся, а остальные в ужасе разбегутся. Это исторический момент развития цивилизации – первое применение огнестрельного оружия для массового уничтожения.

– Ты должен это немедленно прекратить. – Я топнула ногой об пол и взлетела.

– Никому и ничего я не должен. И не топай так сильно, а то потолок проломишь. Мне чинить потом.

– Вот проблему нашел. Там сейчас люди будут гибнуть тысячами, а тебе весело – исторический момент!

Я так раскричалась, что не заметила, как рядом сгустился посланник Зильмарона.

– Кладриэль – начал он, – Зильмарон прислал меня сказать, что ему нужен князь Олаф. У него есть на него планы, а в этом бою он погибнет одним из первых. Останови этот бой, это приказ.

– Приказ, так приказ. А жаль. Но я думаю это не последняя битва, – сказал Кладриэль и растаял.

До Ольгертграда оставался еще один дневной переход. Гнать ратников я не хотел. Плох тот воин, что устал до сражения. Лучше день потерять, но вывести в бой отдохнувшие войска.

Отправив дозоры, я скомандовал привал. Вся колона распалась и стали рубить лес на дрова. Возничие двигались дальше, выстраиваясь защитным ордером вокруг лагеря. Этому научил нас Тём. Оказалось, что в чистом поле можно организовать за пару минут достаточно укрепленную крепость из повозок. И такую крепость взять будет нелегко. Это конечно оборонительная тактика, но, тем не менее, она работала и ограждала лагерь. А с моей немногочисленной армией это было особенно актуально. Это могло сработать и на поле боя. Выставь я тогда, в бою под Усолом, повозки за спинами своих ратников, я бы сберег больше войска. Они б отошли за повозки и численное преимущество войска Клеменса сошло бы на нет.

Когда уж поставили мой шатер, прискакал дозорный и сообщил, что к нам движется группа ратников во главе с князем Олафом. Я посчитал это хорошим знамением. Вскочил на коня и, кликнув своих гвардейцев, двинулся ему на встречу.

Встретились мы посреди дороги, стали, спешились и пошли на встречу друг другу. Олаф был моим двоюродным братом по линии матери, и мне очень не хотелось сражаться с ним.

– Привет Георгий, – первым сказал Олаф и протянул мне руку как равному.

– И тебе здравствовать Олаф. Вот в гости к тебе собрался.

– Так не звал я тебя.

– А письмо ты читал мое?

– Читал, но не хочется. Ты прости меня брат мой, но не править тебе мной, бою быть, если ты дальше пойдешь.

– Зря, на ум твой надеялся. Не победить тебе меня в бою равном.

– Ой ли, знаю я сколько у тебя войска. Не ровня ты мне, да и войско твое подуставшее.

– Бойня будет, для войска твоего многочисленного. Есть у меня новое оружие.

– Дело твое брат. Дам тебе честный бой под стенами, если ты так хочешь погибнуть. В первый раз отпущу, если в плен возьму. В другой раз воротишься быть тебе насмерть битому. Уж прости.

– И ты прости, коли бит будешь. Миром просил поладить, да не хочешь ты.

– Не моя мечта эта, строить княжество великое, быть ему кирпичиком.

Пожали мы на прощание руки и разошлись к людям своим. Мир перевернулся в глазах моих. Ради цели великой предстоит извести мне брата. Как не хочется.

Делать нечего. С самого утра вышли мы и достигли к вечеру стен Ольгертграда. Прислал Олаф письмо, что даст нам отдохнуть до утра, мол, нет в том славы бить уставшего. Горько мне стало от слов его, да делать нечего. Сказал я Тёму пушки разворачивать, к бою готовить.