– Не хочу ничего знать! – Я резко развернулась на пятках и еще более уверенно направилась к обреченным на смерть людям. – И вообще, почему ты со мной так разговариваешь? То, что мы спим вместе… вернее, спали, и то, что ты видел меня уязвимой, не дает тебе морального право меня упрекать… и советовать тоже.

– Не в этом дело.

«А в чем тогда?» – намеревалась полюбопытствовать я. Но мы уже подошли слишком близко к разномастной толпе, при которой не стоило выяснять отношения. Поэтому, жестом велев дядечке с листками замолкнуть, я обратилась к нему:

– Кто ты? Представься.

Не знаю, правильным ли был тон моего голоса, но дядечка вздрогнул, выронил все бумаги и упал на колени, как и все те, кто находились внутри. Это меня сильно смутило, и мне захотелось попросить, чтобы они больше так не делали. Но, понимая, что это пустая трата времени, я, задушив в себе порыв скромности и закусив губу, стала ожидать ответа.

– Ваша милость, я Эклир, судебный исполнитель.

– Поднимись!

«Ого, а умение командовать у меня в крови!» Дядечка тут же неуклюже встал и сложил руки на коленях, ожидая моих дальнейших указаний. Но так как таковых не последовало, он робко поинтересовался:

– Ваша милость, позвольте, я отправлю следующего обвиняемого, и вы расскажете, почему удостоили старого человека своим вниманием?

– Не позволю. – Эклир удивленно моргнул, а те бедолаги, которые все еще не решались подняться, стали с удвоенным рвением прислушиваться к занимательному разговору. – Сначала скажи, действительно ли так страшны те преступления, которые приписывают этим людям?

Споря со Славой, я пропустила все, что зачитывал дядечка, и мне было за это стыдно. Но сейчас, засунув подальше этот неловкий момент, я с решительным лицом ждала ответа. Надо отдать дядечке должное: он нисколько не растерялся и, видимо, списав мое невнимание на скуку или еще что-нибудь несущественное, стал ловко поднимать свои бумажки, пытаясь найти ту, где были выписаны приговоры людей, склонившихся передо мной. В нетерпении нервно передернув плечами, я подошла к одному из мужчин, присела возле него на корточки и доверительно спросила:

– За что тебя судят?

Мужчина поднял взгляд, задержал его на мгновение на моем декольте. Потом, смутившись, снова опустил его мне под ноги:

– За изнасилование.

– И избиение, – ехидно добавил дядечка, который совсем перестал мне нравиться. Ненавижу высокомерных выскочек. Особенно тех, которые за счет других пытаются выглядеть лучше. Проигнорировав выкрик, я снова поинтересовалась:

– Ты это совершал?

Мужчина дернул головой и, наконец, решился на зрительный контакт.

– Нет, госпожа, она меня оболгала. Я бы никогда…– Мужчина тяжело сглотнул. – Я бы никогда не обидел женщину, даже такую ведьму, как…

Пытаясь сдержать в себе весь груз своего горя, он сломался, и из его глаз покатились крупные слезы.

Мое сердце сжалось от жалости. Теперь пришла моя очередь тяжело сглатывать. Я не была детектором и не могла отличить правду от лжи, но я ни за какие коврижки не могла дать погибнуть человеку с недоказанной виной, без сбора улик, опроса свидетелей и прочих необходимых процедур.

– Не переживай, я сделаю все от меня зависящее, чтобы выяснить правду. И даже если ты окажешься виновным, ты не лишишься жизни, а понесёшь справедливое наказание.

Мужчина пару раз неверяще моргнул, яростно стирая ненавистные слезы.

– Спасибо, госпожа, о большем я и мечтать не мог! – И кинулся целовать мне ноги.

– Стой! – Я в ужасе отпрыгнула в сторону. – Твоего «спасибо» мне более чем достаточно. А что сделала ты? – Я перевела взгляд на склонившуюся в поклоне женщину.