– К зиме постараюсь окружить дом забором повыше, – папа погладил по голове Сифну ползающую на коленях у нас под стульями.


– Я помогу, – мама коснулась щеки отца и нежно поцеловала его в губы.


То, как она смотрит на него – всегда вызывало во мне слезы. Я не могла не проникнуться их любовью. Родители бывало ругались, но никогда не задевали чувств друг друга, они осторожны и бережно относятся к их союзу.


После того, как мама родила Сифну – ее здоровье подкосилось, первую неделю она не могла даже встать. Отец всегда был рядом, он укладывал ребенка спать, помогал маме приподняться и покормить сестру, сам готовил нам и спал сидя рядом с постелью жены на случай если ей срочно что-то понадобится.


Отец поставил маме ночной горшок и выносил его. Он плакал каждую ночь, когда мама кашляла. Проверял дышит ли она, каждый раз, когда та проваливалась в глубокий сон. Мы оба тогда сильно переживали, но я даже не могу представить силу их любви друг к другу.


Маме тридцать шесть лет, а отцу сорок, они вместе выросли, вместе провели всю эту жизнь. Расставались они лишь на год, когда мама в свои восемнадцать уехала вместе с бабушкой в столицу. Бабушка рисовала картины леса. Она наполняла их магией. Смотря на ее рисунки, мне казалось, что лес дышит через ее краски. Бабушка умерла уже очень давно, но ее картины до сих пор висят где-то в столице у людей, купивших их. Мама и бабушка могли остаться жить в Бьюфеше, но они этого не хотели, поэтому вернулись назад. Бабушку с мамой всегда тянуло ближе к лесу словно магнитом. Я понимаю их, меня этот лес тоже тянет.


Каждый день, когда я смотрю в окно и вижу высокие деревья, я хочу бежать туда не задумываясь. Хочу касаться мокрого утреннего мха босыми ногами, лежать в траве и лазать по елям взбираясь выше и выше.

Давно я так не делала. Раньше мне всё это легко давалось, сейчас я боюсь простудиться и не рискую собой.


Пока я летала в своих мыслях, я не заметила, что постоянно чешу свою шею и руки, обратила внимание, когда настолько сильно задела кожу, что почувствовала боль. Подняв ладонь к глазам – увидела кровь.


– Мам, у меня что-то на шее? – спросила я и наклонилась к ней.


Оторвавшись от разговора с отцом, она внимательно взглянула на меня.


– Дорогой… – шёпотом произнесла она.


Папа подскочил так, что стул упал и чуть не задел сестру и та начала плакать от испуга.


Он осторожно смочил тряпку в настойке лесных трав аликорника* и земнивинки*, после чего начал осторожно протирать мои раны.


Мне не нужны были объяснения, что же там такое… Я понимала, что это не прыщ и не какая-то сыпь. Это магическая чума. Моя головная боль, лёгкая дрожь в теле и эти пятна – лишь начало. Я заболела. Магическая чума пришла за мной.


В горле встал огромный ком. Мне хотелось кричать, выть, забиться в угол. Мысли бегали из стороны в стороны. Единственное, что выдавало моё состояние в данный момент – сжатая челюсть. Я сжала её до самого хруста лишь бы не упасть в истерике на пол. Мне не хотелось пугать Сифну и родителей, которые итак уже бегали по дому в поисках всех лечебных трав какие только есть.


Когда меня завели в комнату и уложили в кровать накрыв толстым одеялом набитым овечьей шерстью, я чувствовала себя так, словно моё тело положили в гроб и осталось лишь закрыть глаза, чтобы уйти навсегда. Мне казалось, что хуже уже не станет, но как только дрожь усилилась, а глаза накрыла белая пелена и я перестала видеть мир вокруг – у меня брызнули слезы и могу заверить себя, что эти слезы пахли кровью.


– Всё будет хорошо, – шептала мама на ухо стирая кровь с моего лица.