– Этот тиран спасет твою жизнь.

– Я скорее умру.

Глаза Маргарет наполнились слезами, но лицо оставалось непреклонным.

– Ты говоришь, как глупый ребенок.

– Невинный и чистый, хочешь сказать. – Ему хотелось схватить ее, заставить понять. Но он этого не сделал. Если Маргарет приняла решение… Он проглотил слезы.

– Чистый? – Она горько усмехнулась. – Ты совершил убийство, Мэтью.

– Но ты же мне все равно помогаешь. Кем это делает тебя?

– Твоей сестрой.

Мэтью сглотнул. Он был в ужасе от того, что собирался сказать.

– Если выйдешь за него, ты для меня умерла.

– Это ты сейчас так говоришь, Мэтью. Но когда ты окажешься загнанным, в одиночестве, в темном углу, и твои дружки бросят тебя, тебе понадобится этот тиран.

– Не сейчас, – произнес он тихо.

– Ты хоть представляешь скольким я смогу помочь, имея состояние Карлайла? Я могу прекратить смерть! Голод! Невежество!

– А-а. Ну и кто теперь наивен, дорогая сестрица?

– Я выбрала правильный путь.

Он покачал головой.

– Ты выбрала легкий путь.

– Легкий? – повторила она глухим голосом. – Выходя за человека, которого не люблю?

– Ради денег, – добавил Мэтью. – Знаешь, кем это тебя делает?

– Это делает меня твоей спасительницей.

У Мэтью упало сердце, внутри было так тяжело, что он едва мог говорить, но он был должен.

– Чувствуешь себя праведницей, так, Маргарет? Приносишь себя в жертву англичанам? Ты об этом мечтала с тех пор, как умер Па. Помнишь, что стало с ним? Он играл по их правилам. Потворствовал им. Умолял их. Почему ты думаешь, что с тобой будет иначе?

Маргарет побледнела.

– Они раздавят тебя своим английским превосходством. Вот что случится.

– Ты ошибаешься.

Его плечи поникли.

– Ну и ладно. Выходи за него. Спаси нас всех. Твоя жертва, без сомнения, войдет в анналы ирландской борьбы.

Взгляд Мэгги потемнел от смирения.

– Ты стал жестоким.

– Я был выкован на углях страданий нашей страны.

– Это должно быть чудесно, – тихо сказала она, – быть так уверенным.

– Это чудесно, – ответил он просто. – И я Бога молю, чтобы ты присоединилась ко мне, Сорока.

– Нет. Я не поведу мальчишек на смерть.

– Тысячи мальчишек уже мертвы. Умерли на полях без всякой надежды, без уважения. По крайней мере, теперь они умрут за что-то.

– Я больше не стану с тобой спорить. – Маргарет опустила руки на юбки и двинулась к двери. Потом обернулась через плечо. – Я делаю это для тебя. Для Ирландии.

– Нет. – Мэтью опустился на узкую кровать. – Ты делаешь это для себя, чтобы думать, что осталась с чистыми руками, пока англичане мучают нашу землю.

– Когда я понадоблюсь тебе, Мэтью, я буду рядом. Со своими английскими деньгами и английской властью. И тогда увидим, кто выбрал правильный путь.

С этими словами она выскользнула за дверь, далеко от него и от всего, на что он надеялся.

Джеймс вертел в ладони миниатюрный портрет Софии, сжимая его облаченной в белую перчатку рукой. Он поклялся себе, что никогда больше не женится. Но теперь, стоя под портиком одной из церквей Кристофера Рена[8] со шпилем цвета слоновой кости, он понял, что сделает что угодно, чтобы не вернуться в высасывающую человеческую душу лечебницу.

В конце концов, цена была не такой уж большой.

Стенхоуп видел психиатрические больницы и раньше. Он помог вытащить из одной жену своего друга. То, что он испытал, было скорее раем, по сравнению с опытом пленников в том месте, где содержали Мэри. Но все же он чувствовал, как медленно исчезает, лишенный возможности контролировать собственные повседневные действия. Повседневные дела? Он погладил оправленный в золото портрет. Ему не давали самостоятельно мыться, и доктора изучали цвет его мочи и экскрементов.