Салем

– Я скучаю по тебе, – говорю я милому личику на экране телефона, закрывая мамин магазин. Он не работал несколько месяцев, с тех пор, как мама сильно ослабела, но в нем до сих пор остаются вещи, которые нужно перевезти и убрать, прежде чем мы решим, что с ним делать. Разумнее всего его продать: Джорджия работает медсестрой и не собирается содержать антикварную лавочку, а я… ну, я не знаю, чем буду заниматься. Глупо, но меня коробит от идеи избавиться от него. Этот магазинчик – первое, что наша мама сделала для себя.

– Я тоже скучаю по тебе, мамочка, – улыбается Сэда. – Папа сказал, что у нас на ужин пицца!

– Ммм, звучит аппетитно. – Я отпираю машину и ставлю на заднее сиденье коробку со старыми свечами.

Сомневаюсь, что сохранился хоть какой-то аромат, но мне не хочется оставлять их в магазине. Глупо, я знаю. Я перестала изготавливать свечи, когда уехала из города, а при виде коробки у меня защемило в груди.

Я не готова возвращаться домой, поэтому перехожу на другую сторону улицы. Джорджия заехала за мамой и отвезла ее ужинать к себе домой. Меня тоже пригласили, но я отказалась, чтобы зайти в магазин. Спешить мне некуда, и я решаю, что прогулка по центру нашего городка пойдет мне на пользу.

– А что у тебя на ужин?

– Пока не знаю.

– Я бы хотела, чтобы ты поела с нами пиццу.

– Знаю, детка.

– Когда мне можно будет навестить бабушку?

Я поджимаю губы.

– Не знаю.

Может быть, я придумаю, как привезти маму к Сэде. Я не могу допустить, чтобы она приехала сюда и Тайер увидел ее прежде, чем я успела его предупредить.

Хотя… у Сэды светлые волосы, и вряд ли кто-то заподозрит, что Калеб не ее отец. По крайней мере, если смотреть на нее издалека. Но я-то знаю. Я подмечаю в ней черты Тайера каждый день. Изгиб губ, форма щек, выражение лица, которое появляется, когда она о чем-то думает.

Но чаще всего я вижу Тайера в ее глазах. Таких же карих, теплых и умных, как у него.

– Папа сказал, что пиццу привезли! – Она вскакивает и бежит с телефоном в руке. – Я люблю тебя, мамочка!

– Я тоже тебя люблю. – Она кладет трубку, экран темнеет.

Я иду по улице, рассматривая старые и новые магазины. Что-то заставляет меня войти в один из них, я открываю дверь и вдыхаю аромат лаванды и эвкалипта.

– Подождите, я сейчас подойду! – раздается радостный голос.

Я беру кусок домашнего мыла и нюхаю его.

Шорох ткани заставляет меня поднять глаза. Высокая женщина лет тридцати-сорока огибает стол и подходит ко мне. На ее голове шапка темных кудряшек, а одета она в расклешенные джинсы и простую белую футболку. Ее запястья украшают браслеты и звенят, когда она двигается.

– Здравствуйте, – она оглядывает меня с ног до головы. – Я вас здесь раньше не видела.

Люблю маленькие городки: если люди тебя не узнают, они сразу тебе об этом сообщают.

– Я жила здесь подростком. А сейчас вернулась присматривать за мамой. Она владеет антикварным магазинчиком «Бурное прошлое».

– О. – Ее улыбка слегка тускнеет. – Элисон такая милая. Жаль, что у нее рак.

– Да. – Я опускаю голову и беру стеклянную банку с солью для ванн с лавандой. – У вас прелестный магазинчик.

– О, спасибо! – Встрепенувшись, она снова радостно сияет. – Это была моя мечта – иметь собственный магазин.

– Что бы вы посоветовали купить? – Я указываю на витрину со всевозможными средствами для ванны.

– Если любите пенные ванны, то вот это и это. – Она берет в руки два предмета и протягивает их мне. Один из них – соль, но с ароматом апельсина. Другой – какой-то непонятный брусок. – Это – шампунь. – Она указывает на кусок мыла странной формы. – Знаю, выглядит странно, но с вашими волосами оно сотворит чудеса.