– Я хотел бы видеть Сару, – сказал Матье.

Человечек стал серьезным, поклонился, щелкнул каблуками; уши у него были фиолетовые.

– Веймюллер, – с готовностью представился он.

– Деларю, – равнодушно отозвался Матье.

Человечек снова приветливо улыбнулся.

– Заходите, заходите, – сказал он. – Сара внизу, в мастерской, она будет так рада.

Он впустил его в прихожую и, семеня, исчез. Матье толкнул застекленную дверь и вошел в мастерскую Гомеса. На площадке внутренней лестницы он остановился, ослепленный светом, прорывающимся сквозь большие пыльные витражи. Матье заморгал, заболела голова.

– Кто там? – донесся голос Сары.

Матье склонился через перила. Сара сидела на диване в желтом кимоно, Матье видел кожу головы сквозь редкие прямые волосы. Напротив нее как бы пылал факел: рыжая голова брахицефала… «Это Брюне», – подумал Матье с досадой. Он не видел его уже полгода, но не испытывал ни малейшего желания встретить его у Сары: это было неудобно, им нужно было многое друг другу сказать, их связывала старинная затухающая дружба. И потом, Брюне приносил с собой слишком много воздуха извне, целый мир, привыкший к физическому труду, непрерывным усилиям, строгой дисциплине и все же склонный к насилию и бунту: ему вовсе не следовало слышать постыдный альковный секретик, которым Матье намеревался поделиться с Сарой. Сара подняла голову и улыбнулась.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказала она.

Матье ответил на ее улыбку: он видел сверху ее плоское и непривлекательное лицо, источенное добротой, а под ним, из-под кимоно, огромную дряблую грудь. Он поспешил спуститься.

– Какими судьбами? – спросила Сара.

– Мне нужно у вас кое-что спросить, – сказал Матье.

Лицо Сары порозовело от удовольствия.

– Все, что хотите, – мгновенно отозвалась она.

И добавила, радуясь удовольствию, которое она рассчитывала ему доставить:

– Вы знаете, кто у меня?

Матье повернулся к Брюне и пожал ему руку.

Сара обволакивала их растроганным взглядом.

– Привет, старый социал-предатель, – сказал Брюне.

Несмотря ни на что, Матье был рад услышать этот голос. Брюне был огромный, крепкий детина с медлительным крестьянским лицом. Вид у него был не особенно любезный.

– Привет, – сказал Матье. – А я уж думал, что ты умер.

Брюне засмеялся, не отвечая.

– Садитесь рядом со мной, – с жадностью сказала Сара.

Она собиралась оказать ему услугу и знала это; он стал ее собственностью. Матье сел. Малыш Пабло играл под столом в кубики.

– А где Гомес? – спросил Матье.

– Всегда одно и то же. Он в Барселоне, – сказала Сара.

– Вы получили от него какие-нибудь вести?

– На прошлой неделе. Расписывает свои подвиги, – с иронией ответила Сара.

Глаза Брюне блеснули:

– Знаешь, он уже полковник.

Полковник. Матье подумал о вчерашнем человеке, и сердце у него сжалось. Вот и Гомес уехал. Однажды он узнал из «Пари-суар» о падении Ируна и долго прохаживался по мастерской, запустив пальцы в черную шевелюру. Потом вышел с непокрытой головой, в одном пиджаке купить сигарет в кафе «Дом». И не вернулся. Комната осталась в том же состоянии, в каком он ее покинул: на мольберте – незаконченное полотно, на столе, посреди пузырьков с кислотой, – медная дошечка с незаконченной гравировкой. Картина и гравюра изображали миссис Стимпсон. На картине она была обнаженной. Матье мысленно увидел ее, пьяную и великолепную, хрипло поющую в объятиях Гомеса. Он подумал: «А все-таки по отношению к Саре он был подлецом».

– Вам открыл министр? – весело спросила Сара. Она не хотела говорить о Гомесе. Она ему простила все: его измены, его отлучки, его жестокость. Но только не это. Не его отъезд в Испанию: он отправился убивать людей, сейчас он убивал людей. Для Сары человеческая жизнь была священна.