Процесс восстановления проходил медленно, сначала долго заживала спина, не давала даже повернуться, а потом одна нога никак покоя не давала. В основном все время проходило в положении лежа, надоело так, аж жуть берет. Тетя Капа как истинный медработник, причем достаточно просвещенный, через день делала мне массаж на спине, ноги я уже сам разминал. Партизаны так и не вернулись, а времени прошло… Август на дворе. Оуновцы не появлялись, и я расслабился, но как оказалось, зря. Это случилось ночью, шел дождь, на улице как-то прохладно было, когда в дверь требовательно постучали, и тетя Капа побежала открывать. Я насторожился.

– Здорово, тетка, нам сказали, ты врачевать умеешь? – донесся сиплый голос.

– Ой, а у меня и лекарств-то нет совсем. Я больше травами…

– Да насрать, чем ты тут лечишь! У нас командир ранен, давай, посмотри его!

– Ну, заносите в дом, только грязную одежку тут скидайте, нельзя раненым грязь, гнить начнет.

– Ты одна?

– Да мальчонка только у меня, дитя совсем, партизаны подстрелили, вот и лежит, тоже травками его пользую.

– Какой мальчишка, – мгновенно голос стал еще более требовательным, – где он?

– Так говорю же, в доме, лежачий он.

– Я сам сейчас посмотрю, какой он лежачий!

Послышались тяжелые шаги, тетя Капа, видимо, бежала сзади и причитала, что пришедшие ей грязи натащат, но ее, конечно, никто не слушал. Пипец, что-то сейчас будет.

– Ты кто? – уставился на меня мужик. Одет он был, как типичный бандеровец, ну или оуновец, мне по хрену на разницу между кучками говна. Старая польская форма, никаких шевронов или значков, грязная… Наверняка в болоте сидели, где еще так измажешься.

– Егор, – сделав испуганное лицо, пролепетал я.

– Откуда ты?

– Из Кобрина…

– Недалеко забрался, от Кобрина-то? – усмехнулся бандит.

– Далече, – кивнул я. – Мы с родней в Ровно шли, да попали к партизанам, – начал врать я, – еле ушел, остальные не знаю где, все в разные стороны прыснули, кто куда.

– Где бандитов советских встретили?

– Да откуда ж я, дяденька, знаю, я долго полз, там болото было, потом сюда попал.

– Москаль? – Ну понятно, он же со мной на русском говорит.

– Немец я, – решился врать по полной программе. – Война началась, нашу семью в тюрьму, как батька сказал, большевики боялись, что мы к немцам перебежим, вот и заперли. Немцы пришли, освободили, да дом к тому времени уже сгорел, жить негде было, пошли скитаться. Под Ровно тетка живет, к ней и шли.

– Куда ранили?

О, проверить решил? Ну я тебе сейчас отвечу. Этот хрен бандеровский, на немецком со мной заговорил. Но блин, на таком корявом…

– Что? – переспросил я на немецком, делая вид, что не понял.

– Куда тебя ранили? – нетерпеливо повторил вопрос бандит.

– А, – кивнул я головой, – в спину, да ноги еще.

– И как же ты дошел?

– Я и не шел, полз всю дорогу.

– Я плохо понимаю на немецком, больно ты быстро говоришь, – бандит перешел вновь на русский.

– Простите, просто он мне родной практически. Я родился в Кобрине, но отец у меня немец, а мать из Кобрина. Были…

– Что, всех партизаны побили? – даже сочувствие в голосе услышал.

– Не знаю, разбрелись мы и потерялись, – я шмыгнул носом.

– Ну ладно, лечись, Егор. Будешь помогать нам? – прямо спросил бандеровец.

– А чем? Я ж не умею ничего…

– Стрелять не умеешь? Хочешь научу?

– Да я боюсь, как услышу, трясти начинает.

– Слабая нынче молодежь пошла, ох и слабая. Кто же твою землю от большевиков освобождать будет?

– Может, когда вырасту… – попытался оправдаться я.

– Сколько тебе сейчас?

– Двенадцать.

– Ну да, так-то еще мал, годка через два будешь знатным хлопцем, а страх уйдет, поверь мне.