– И все равно я не допущу, чтобы мама свела себя в могилу, – упрямо повторила Джен.

– Ты все равно не сможешь заставить ее снова повернуться лицом к жизни, потому что жизнь – это удовольствие, которое ей больше не с кем разделить. Она должна сама захотеть этого, но вряд ли это случится. Пойми это наконец! Впервые за последние двадцать пять лет наша мать получила возможность самой выбирать тот образ жизни, который ей больше по вкусу. Разве это само по себе не счастье? Ну что делать, если рядом с ней больше нет Мэтта, который все решал за нее и указывал, что делать, а что – нет.

– Ты говоришь так, как будто он был настоящим чудовищем, – заметила Джен, которой больно резануло слух, когда Луиза назвала отца по имени.

– Он и был им. По крайней мере в отношении матери и меня, – отрезала Луиза.

И, как всегда, сестры так и не смогли ни до чего договориться. Слава богу, в этот раз они сумели не поссориться, и Джен, повесив трубку, подумала, что в словах Луизы был свой резон. И все-таки она не могла смириться с тем, что никакой надежды нет. Больше того, Джен была совершенно уверена, что сумела бы что-нибудь придумать, если бы собственные проблемы не отнимали у нее столько сил.

Примерно за две недели до Рождества Джен и Пол получили от Джека приглашение на праздничную вечеринку.

«У Джулии». Джен совсем не хотелось идти, тем более что их с Полом отношения оставались довольно напряженными. Он упорно отказывался идти к врачу и даже дважды порвал прилежно вычерченный ею график «перспективных» дней. Кроме того, Джен была слишком обеспокоена состоянием матери, однако Пол заявил, что, если они не придут, Джек ужасно обидится.

– Почему бы тебе не поехать туда одному? – спросила Джен утром того дня, на который была назначена вечеринка. Она была совсем не в том настроении, чтобы развлекаться, к тому же ей немного нездоровилось. – Я обещала маме, что заеду к ней во второй половине дня, – добавила она на всякий случай. – Неизвестно, сколько мне придется там пробыть – мама чувствует себя все хуже и хуже, и я не могу просто так бросить ее и отправиться развлекаться.

Аманда действительно все ощутимее сползала в какую-то бездонную яму. Физически она была вполне здорова – только похудела еще больше, однако ее духовный мир предельно сузился. Из всех эмоций и чувств Аманда способна была испытывать одну лишь скорбь – глубокую и безысходную. Смотреть на нее Джен было мучительно больно, но как это изменить, она так и не придумала.

– Почему бы нам не взять Аманду с собой? – небрежным тоном предложил Пол, и Джен посмотрела на него с крайним раздражением.

– Ты что – никогда не слушаешь, что я тебе говорю? – спросила она. – Я уже целый год твержу, что мама никуда не выходит, что она подавлена, расстроена, что она похудела как... как... Как я не знаю кто! Целыми днями она сидит в гостиной или в кабинете и ждет смерти, а ты предлагаешь вытащить ее на вечеринку! Да еще на такую, какие бывают у твоего отца. Мама и раньше не танцевала, а теперь и подавно. Ты просто спятил, Пол!

– Но, может быть, именно это ей и надо, – огрызнулся Пол, торопливо собирая в папку бумаги, – он как раз собирался на работу. – По крайней мере спросить-то у нее ты можешь? Или нет?

Джен захотелось швырнуть в него чем-нибудь тяжелым. Он не понимал – не хотел понимать, – насколько серьезным было состояние Аманды.

– Ты не знаешь мою маму, Пол!

– Просто спроси ее, Джен, а уж там пусть она сама решает.

– Скорее она разденется догола и пробежит из конца в конец по улицам Бель-Эйр, чем пойдет на эту вечеринку.

– Это, по крайней мере, доставит удовольствие соседям, – хмыкнул Пол.