– Издеваешься? – спросил Макс, усаживаясь на табуретку.

– Нет, сочувствую на деле.

– Ну, тогда хоть кофе свари, что ли.

Давыдова сварила кофе, и они пили его, закусывая конфетами «подушечки». В это время раздался звонок в дверь.

– Наверное, это Стас, – предположил Макс.

– Сейчас открою. – Давыдова вскочила со своей табуретки.

– Погоди! Вот он сейчас придет, будет глядеть немым укором. Давай я тебя сначала поцелую, немножко, чуть-чуть, а потом мы ему уже дверь откроем? А? – Макс посмотрел на Давыдову жалостно, но на всякий случай вторую ногу подобрал под табуретку.

– Хорошо, чуть-чуть и быстро, а то он заподозрит неладное! – смилостивилась Давыдова.

Макс радостно подскочил и нежно поцеловал Давыдову. Поцелуй получился хороший, но совсем не такой, которого она ожидала. Надя посмотрела на хитрую рожу Макса, взяла его за голову, притянула к себе и поцеловала от всей души. Макс вцепился в нее обеими руками, потерял равновесие, и они чуть не повалились на пол.

– Ну тебя, Макс, по всему видать, тебе одному неохота с гипсом валяться, ты всех за компанию увалить пытаешься. – Давыдова оторвалась от Макса, ухватилась за стенку и, с трудом удержав равновесие, пошла открывать. Макс плюхнулся на свою табуретку.

За дверью Стаса не оказалось, там стоял небритый мужик. Он чего-то бубнил про раковину. Выяснилось, что это водопроводчик, которого вызвала мама Макса. Давыдова засобиралась и поехала домой.

У дома ее ждал Стас. Было холодно, шел небольшой снежок, однако куртка у Стаса была распахнута, а белые волосы развевались на ветру. Шапок Стас не носил. Картина была очень красивая, как в иностранном кино. Стас заглянул своими льдистыми глазами в шоколадные глаза Давыдовой и многозначительно сказал:

– Все понял, не дурак!

Потом он повернулся и пошел со своими развевающимися волосами в сторону метро. У Давыдовой было ощущение, будто сердце ее превратилось в ледышку и соскользнуло куда-то вниз, прямо в пятки. Ей вдруг стало безумно жаль Стаса, Макса, себя и всех людей на планете Земля. Давыдова заплакала и пошла домой. Дома ее ждала бабушка, которая сообщила, что два раза приходил снежный человек, а телефон оборвал тот, который «в жопе гвоздь». Так бабушка почему-то прозвала Макса. Давыдова некоторое время постояла у окна, глядя на падающий снег, а потом набрала телефон Макса.

– Надька, слушай, у тебя там наверняка ведь Вяйнемяйнен под дверью дежурил? – спросил Макс сразу же, как только взял трубку.

– Точно, – ответила Давыдова с болью в голосе. Если бы Макс сейчас вдруг стал насмехаться над Стасом, она бы сразу повесила трубку.

– Надь! Я вот что подумал, выходи за меня замуж!

– Ты серьезно? – Давыдова очень удивилась.

– Я очень серьезно! Я вдруг почувствовал, что если этого не сделаю, то Вяйнемяйнен воспользуется моим ранением и тебя у меня уведет. Так что давай. Решайся.

– А ты у мамы разрешения спросил?

– Давыдова! Я тебе уже говорил, что ты злобная мегера?

– Макс, не обижайся. Просто я знаю, как ты маму любишь и во всем с ней советуешься. Ничего в этом плохого, кстати, нет. Я вот тоже с родителями советуюсь. Иногда.

– С мамой я действительно советовался, а не разрешения спрашивал. Причем еще вчера.

– Ну, если с мамой согласовал, тогда это и вправду серьезно, – многозначительно сказала Давыдова.

– Надька! Ты пользуешься моей неподвижностью. Ох и накостылял бы я тебе!

– Кстати, о костылях! Знаешь, Макс, я вот тут подумала: как ты на костылях жениться-то будешь?

– Легко и просто. Гипс у меня снимут к тому моменту. Я даже штаны зашью, обещаю, что в рваных джинсах жениться не пойду.

– А ты меня любишь-то хоть? – поинтересовалась озадаченная таким поворотом событий Давыдова.