В ее глазах то гнев, то беспробудный страх,

– Ведь не было восьми! Каким смышленым был!

И в школе каждый педагог дитя мое любил.

Ах, господин, внучок мне помогал писать!

Теперь что, и детей уж будут убивать?

О. боже мой! Ну, кто поможет мне теперь?

Разбойники проклятые! Повсюду сеют смерть!

Ведь только утром этим играл перед окном,

Они убили малыша, и всё им нипочём!

Он улицу переходил, они стреляли тут.

Месье, он был так добр и нежен, как Иисус.

Я старая, и, может быть, уйду я насовсем,

И Бонапарту этому так нужно всё зачем?

Уж лучше вместо внука убил бы он меня! —

Сказала и замолкла, судьбу свою кляня.

И плакали мы вместе над детскою судьбой.

– Но, что же будет дальше? И как теперь одной?

Ну, объясните мне, как жить и для чего?

Ведь больше нету никого. Родным был только он.

Зачем же он убит? Ответьте напрямик.

Он не кричал повсюду: «Vive la république!» —

Стояли мы серьезные, склоняясь головой,

И траур разделяя с бессильною слезой.

«В политике непросто всё разумом понять!

Поверьте! Всё так сложно, Вам не под силу, мать!

Наполеон – князь бедный, но любит он дворцы,

Отличных лошадей, богатые ларцы,

И деньги для игры, свой стол и свой альков,

Охоту; в то же время, он сам спасти готов

Религию и общество; но вот какой вопрос —

Мечтает о Сен-Клу в венке из летних роз,

Куда придут почтить его высокие мужья,

Вот почему так нужно, чтоб бедная семья

И бабушка руками, дрожащими как тень,

Укладывала в саван родных своих детей.

О солнца божественный лик,

И дикий кустарник вдали,

И грот, где слышны голоса,

Трава с ароматом земли,

Густой ежевики леса,

Священной горы белый склон,

Похожий на храма фронтон,

Немые утесы и дуб вековой,

Я чувствую, как призадумался он,

Печаль разделяет со мной.

O, лес и волшебный родник,

Лазурная гладь первозданной воды,

И озеро, полное лучиков света,

О, совесть природы и красоты,

Что помните вы о преступнике этом?

Покуда справедливость в бездне,

И скипетр в руках бесчестных,

Покуда попраны права,

И гордость нации в упадке,

А межевых столбов в достатке,

Позором обесчещена страна;

Республика почтенных предков!

Великий Пантеон, залитый светом,

Бессмертный храм немых теней,

Они под куполом собрались здесь,

Чтобы у стен, где вечный крест,

Всевластье слышалось сильней.

Моя душа по-прежнему разбита

Пока лакействуют, пока забыты

Величие и правда, закон и чистота,

Истории неотвратимый взор,

Фемиды горестный укор,

И те, кто упокоился в тени креста.

Изгнание и боль терплю покорно,

Унынье, стань моей короной!

Люблю теперь лишенья и нужду!

Дверь, поколоченную ветром,

И горя силуэт бесцветный,

Пришедший поутру.

Несчастье, испытания терпя,

Люблю ту сень, где я нашел тебя,

И вас, о чем душа поёт,

Достоинство и вера в добродетель,

Свобода, моего изгнания свидетель,

И преданности прерванный полет!

Джерси. Мне дорог этот берег,

Английский флаг полощет ветер,

Свободы защитив покой.

И черная вода с приливом странным,

Корабль – немых просторов странник,

И волн таинственный прибой.

Люблю я чаек в море сонном,

Несущем бисерные волны,

Что с бело-пепельным крылом,

То утонув в гигантских водах,

То снова устремляясь к звездам,

Как душу покидает боль.

Люблю торжественный утес,

Где вечны стон и горечь слез,

И совесть, обожженная плетьми,

Как волны у отвесных скал,

Бьет прямо в сердце наповал

Скорбящих над погибшими детьми.

I

Так значит, все старье ушло, и вот ваш консулат!

В погожие деньки, когда ничто не досаждало,

Ни лай бульдога и ни гневной гидры взгляд;

Как вражеский агент! Как буря, кидая кедры вряд,