Из зала раздался шепелявый выкрик.

– Да Вы шовинист, это идея фашизма.

– Отнюдь нет, – спокойно отреагировал оратор, – Тенденция мирового развития показывает – возрождаются новые сверхдержавы. И Европа не исключение. Через десять-пятнадцать лет начнется битва за страны с сырьевыми запасами. Поэтому нас попытаются или завоевать или уничтожить.

Где-то в пятнадцатом ряду вскочил объемистый мужчина с выпученными глазами, явно не совсем трезвый, и завопил:

Россия для русских! – и сипато крякнув, с дури заревел: – Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих.

На него отовсюду зашикали, а человек на сцене улыбнулся и, уходя, бросил в зал:

– Русский – это не просто национальная принадлежность, а достоинство.

Покинув институт, он в задумчивости остановился у перекрестка. Именно в этот момент его окликнул молодой человек в сопровождении мальчика и старика, не по сезону одетого в дорогое кашемировое пальто.

– Александр Иванович, не будете так любезны уделить нам несколько минут?

– Мне кажется, мы не знакомы, – с неохотой отозвался ученый.

– Это вам только кажется, – весело приободрил мальчик и тут же таинственно добавил: – Нам про вас известно все.

Старик поморщился и укоризненно сделал замечание ребенку:

– Да не пугай товарища, Вова.

Молодой парень, подойдя поближе, успокоил растерянного мужчину:

– Попытаюсь коротко объяснить. Нам поступили сведения, что на вас сегодня вечером готовится покушение. Засаду организовали в подъезде. Если вас особо не затруднит, позвольте разобраться с этой ситуацией.

– Но почему? – только и смог произнести ошеломленный профессор.

– Мы думаем, потому, что вы в состоянии увидеть причины происходящего. Так что не переживайте и давайте проследуем к месту действия.

Александр Иванович, подавленно, но с неизвестно откуда взявшимся доверием согласился.

Дом полярников на Кутузовском проспекте – явление в архитектуре особое. Возведенный в награду за подвиг, помпезностью внутреннего устройства был неповторим. При входе в подъезд попадаешь в огромный холл, когда-то в старину устланный ковровыми дорожками. Путь до лифта наполнял жильцов гордостью за державу. В наше время ковров, правда, не существовало, да и стены были разрисованы надписями, демонстрирующими интеллектуальный уровень современной молодежи. Но пространства остались прежними. Именно сюда привел новых знакомых недавний лектор.

– Вот здесь мой дом, – обреченно проронил он, останавливаясь у входа.

– Друзья! Позвольте мне совершить подвиг, – с трагическим пафосом в голосе попросил мальчик. Удивительно, но взрослые тут же согласились.

Вова осторожно подкрался к подъезду и, тихонечко приоткрыв дверь заглянул внутрь. В холле стояла кромешная темнота, только у самого лифта, вдалеке, мерцал тусклый плафон запасного выхода. Мальчик некоторое время выжидал, а затем жалостливо запищал:

– Дойче зольдатен унд официрен, нихт шиссен, – после чего громовым голосом предупредил, – Ахтунг, ахтунг в небе Покрышкин, – и с криком: «Хенде хох, Гитлер капут» – бросился в неизвестность.

Заглушая топот, в темноте грохнули выстрелы, и кто-то метнулся по лестнице наверх. Мальчишка, выскочив из подъезда, азартно закричал:

– Он на крышу подался. Быстрее пойдемте, а то полет прозеваем.

Все повернули за угол и, задрав головы, внимательно уставились в небеса. Наверху загрохотало, и затем темная фигура, отделившись от стены, с поросячьим визгом пронеслась навстречу теплому асфальту. Раздался глухой удар, и двор погрузился в привычную вечернюю тишину.

– Вот и все, – удовлетворенно констатировал Вова и в предвкушении аплодисментов почтительно раскланялся.