Сталин отметил готовность Угланова дать в зубы, сделал его секретарем ЦК и руководителем московской партийной организации. Потом, впрочем, расстрелял.

Сталин быстро овладел основными механизмами управления. Но, даже став генеральным секретарем, он не был первым человеком в партии. При Ленине в чиновничьей иерархии занимал третье место – после Ленина и Троцкого. Об этом свидетельствует рассылка партийных и правительственных документов. Скажем, на секретных материалах Главлита (цензура) значилось: «Настоящий бюллетень разослан следующим товарищам: 1. Тов. Ленину. 2. Тов. Троцкому. 3. Тов. Сталину. 4. Тов. Каменеву…»

В двадцатые годы члены политбюро чувствовали себя уверенно, действовали самостоятельно, спорили со Сталиным, иногда не принимали его предложения. Для них Иосиф Виссарионович – не вождь, а первый среди равных. Ему приходилось считаться с их мнением, договариваться с ними. А вот новый правящий класс безоговорочно поддерживал линию Сталина, который устроил аппарату комфортную жизнь. Молодые чиновники наслаждались благами, которые прилагались к власти.

Информотдел ЦК докладывал высшему руководству:

«Руководящая группа работников (не только узкий круг верхушки) систематически занимались пьянством, кутежами, картежной игрой, растратой государственных денег, вербовкой в специальных целях сотрудниц учреждений (Иркутск, Славгород, Херсон, Вельск)… Для всех этих организаций является характерной атмосфера замалчивания, безнаказанности и круговой поруки со стороны ответработников».

Один из большевиков вспоминал, как Иваново-Вознесенский губком партии направил его на неделю в Родники – крупный центр текстильной промышленности: «Водка и самогон даже в рабочее время, вечерами игра в карты и кутежи. Молодая заведующая женским отделом райкома партии пригласила меня на собрание работниц-текстильщиц. С энтузиазмом говорила, что советская власть дала женщине полную свободу. Но для нее самой «свобода» обернулась печальной стороной – она заболела венерической болезнью. После собрания она с непривычной для меня откровенностью возмущалась: «Какая же райкомовская сволочь наградила меня?»

В качестве создателя армии Лев Давидович был на месте – тут-то и пригодились его бешеная энергия, природные способности к организаторской деятельности, интеллект, мужество, решительность и жестокость. Всю войну Троцкий железной рукой держал армию. Когда война кончилась, он остался без дела.

Создается такое ощущение, что Троцкому стало скучно. Напряжение борьбы спало, и его охватила какая-то апатия. Обычная повседневная работа или аппаратное интриганство – это было не для него. Лев Давидович не знал, чем заняться. Высказывался на все ключевые темы, причем резко и публично, страшно раздражая других руководителей страны, предпочитавших все решать в узком кругу.

Положение Троцкого в партии зависело от Ленина. Когда Ленин умер, его звезда закатилась, потому что он ничего не сделал ради удержания власти.

Бывший член политбюро и друг Ленина Григорий Зиновьев предупреждал Троцкого:

– Вы думаете, что Сталин не обсуждал вопроса о вашем физическом устранении? Обдумывал и обсуждал. Его останавливала одна и та же мысль: молодежь возложит ответственность лично на него и ответит террористическими актами. Он считал поэтому необходимым рассеять кадры оппозиционной молодежи.

Хуже всего пришлось академическим институтам и высшим учебным заведениям, откуда выкинули лучших студентов и наиболее квалифицированных преподавателей. Чистка самым бедственным образом отразится на состоянии отечественной науки.