Он умолк, предоставив ей догадаться.

– Авиационный завод Хьюза?

Закрыв глаза, он прижался горячим лбом к прохладному оконному стеклу.

– Умница, скушай конфетку.

– Ох, умру сейчас, – выдохнула она с облегчением.

– Не ты одна.

– Тот, кто перекрашивает здание и замазывает номер павильона, просто решил подстраховаться на случай воздушного налета или атаки подводных лодок со стороны Калвер-Сити^>{5}: пусть, мол, япошки думают, будто Кларк Гейбл^>{6} и Спенсер Трейси^>{7} прыгают перед камерой в трех милях к северу, там, где на самом деле стоит авиационный завод Хьюза, а в это время у нас, на «МГМ», круглые сутки в поте лица собирают истребители!

Джерри Вулд, открыв глаза, стал разглядывать неопровержимые доказательства этой версии.

– Надо сказать, павильон действительно похож на ангар. Или ангар похож на павильон. Развешивай вывески на свой вкус – и добро пожаловать, японский друг. Банзай!

– Потрясающе! – воскликнула секретарша.

– Ты уволена, – сказал он.

– Что?

– Печатай письмо, я продиктую.

– Опять письмо?

– Мистеру Сиду Голдфарбу.

– Да ведь он сидит выше этажом.

– Ты не рассуждай, а печатай. Голдфарбу, Сиднею. Уважаемый Сид. Нет, зачеркни. Просто «Сид». У меня нет слов. Что, черт возьми, происходит? В восемь утра прихожу к себе в кабинет, который до сих пор находился в стенах студии «МГМ». Около двенадцати спускаюсь в столовую – а там Хьюз тискает официанток. Кто додумался пустить его к нам?

– Вот именно, хотелось бы знать, – поддакнула секретарша.

– Ты уволена, – бросил Джерри Вулд.

– Диктуй дальше, – сказала секретарша.

– Уважаемый Сид. На чем я остановился? Ага, вот. Сид, почему нас не поставили в известность, когда планировался этот камуфляж? Помните старый розыгрыш? Нас всех отправили в дозор, объяснив, что по бульвару Калвер вот-вот поплывут айсберги, велели приходить с семьями, с братьями-сестрами – с родными и двоюродными. Сегодня этот гнусный айсберг уже здесь. На нем теннисные туфли и авиаторская кожанка; под усами прячется похотливая усмешка. Сидней, я отдал студии двенадцать лет и отказываюсь понимать… э-э-э… черт, закончи там как-нибудь. «С уважением». Нет, «с уважением» не надо. «С возмущением». Именно так: «с возмущением». Давай сюда, я подпишу.

Выхватив письмо из машинки, он занес авторучку.

– Отнеси наверх и швырни ему через порог.

– За такое письмо убить могут.

– Лучше быть убитым, чем уволенным.

Она не двигалась с места.

– Ну, в чем дело?

– Жду, пока ты остынешь. Скорее всего, через полчаса тебе захочется порвать это письмо на мелкие клочки.

– Я не остыну и не захочу порвать письмо. Ступай.

Но секретарша сидела в той же позе и в упор смотрела на Джерри Вулда, пока к нему не вернулся обычный цвет лица, а в углах рта не разгладились жесткие складки. После этого она спокойно сложила письмо и разорвала его раз, другой, третий, четвертый. Обрывки полетели в корзину для бумаг.

– Сколько раз за сегодняшний день я тебя уволил?

– Всего ничего – трижды.

– Еще один раз – и можешь подыскивать себе место. Соедини-ка меня с заводом Хьюза.

– Я все думаю: когда же до тебя…

– Ты не думай, а звони.

Она полистала телефонный справочник, подчеркнула нужный номер и подняла глаза:

– Кто конкретно тебе нужен?

– Господин миллиардер в теннисных туфлях и авиаторской кожанке.

– Неужели ты полагаешь, что он сам отвечает на звонки?

– А ты расстарайся.

Секретарша расстаралась: пока он стоял у окна и грыз ноготь, наблюдая за ходом работ, она вела какие-то переговоры.